Тюремные записки

Но кончились все эти странные истории внезапно и жестко. Сперва по камерам прошел районный прокурор, якобы интересующийся нет ли каких либо нарушений, а значит и жалоб. В нашей камере никто не жаловался, все молчали. Но на следующий день всех нас вывели в коридор и «кум», то есть заместитель начальника тюрьмы по режиму отослав охранников и оставшись с нами один стал говорить, что вот у нас в камере все было хорошо, а вот в соседней, какой-то (он назвал фамилию) вздумал жаловаться прокурору, да так, что у него, «кума», возникли неприятности. «Я его завтра к вам закину и делайте с ним все что хотите, дерите его во все дырки. Ничего вам не будет». Тут я уже совсем разъярился, решил, что этого не допущу и тихо, но внятно, так, чтобы все услышали сказал — «Да, сегодня говорит, что ничего не будет, а завтра всем пришьет новые сроки», это было единственное, что все понимали — полное недоверие к тюремному начальству. И все промолчали, никто не ответил «куму» согласием.

Меня на следующий же день перевели даже не в другую камеру, а в другую тюрьму — в пересылку «Красная пресня». Но во всей этой истории, да еще присоединившейся к предыдущим, было очень много странного. Конечно, отправить жалобщика в камеру, где его изувечат для «кума» было обычным делом. Но наша камера совсем для этого не подходила. В «Матросской Тишине», как и в других советских тюрьмах, конечно, была одна или две «пресс-хаты», куда помещали или тех, кто не давал нужных следствию показаний (зачастую вполне лживых) или не нравился администрации тюрьмы. Там их зверски избивали, почти всегда — насиловали, но это делали специально отобранные сильно звероподобные уголовники, которым уже нечего было терять и которые знали, что если их переведут в другую камеру там их убьют. Но наша камера была совсем другой. Ни сменявшиеся в ней недавние малолетки, ни другие мои соседи, как мне кажется, были совершенно не обучены зверски избивать и всерьез насиловать других заключенных, да еще по указанию тюремной администрации. К тому же и кроме меня несколько человек встречались с адвокатами, их могли куда-то перевести и все бы превратилось в серьезный скандал. Потом я понял, почему «кум» вывел нас в коридор — чтобы отправить охранников и быть уверенным, что никто его предложения не услышит. Но, главное, что должно было происходить в нашей, повторяю, совершенно не готовой к этому камере? Что планировал, в конце концов, делая такое предложение «кум» или те, кто его прислал, конечно, зная, что происходит в последний месяц в камере. Даже на малолетке, которая в «Матросской тишине», конечно, была, и где коллективные избиения и насилия то и дело происходили, иногда спонтанно, иногда — организованные администрацией, причиной, как правило, было сотрудничество (реальное или мнимое) с администрацией, и уж никогда не открытая просьба «кума». Все это до сих пор мне не понятно, может быть, повторяю, как раз потому, что не знаю — чего они ждали в результате.

Красная пресня

Самая большая в Москве тюрьма на Красной Пресне была не следственным изолятором, как «Матросская тишина» и Бутырка, а пересыльной тюрьмой, причем не только для Москвы, но и всей Московской области. Правда, в необычайно чистой и аккуратной камере, человек на тридцать, где я оказался, кажется, были еще два-три москвича, ожидавших решения Верховного суда, но все остальные были из небольших подмосковных городков и деревень, и это оказалось очень для меня интересно.