Тюремный романс

А в тот момент, когда Александр усаживался на прикрученный табурет напротив «важняка» из областной прокуратуры, Яшка Локомотив усаживался в кабинетное кресло своего загородного особняка. И ему тоже было с кем поговорить.

Сорока и Подлиза полчаса назад привезли Гонова. Привезли в том виде, в каком он был в момент «задержания». Спортивная майка с изображением кенгуру, заправленная в трико. На ногах – спортивные сланцы, в руках – пакет с литром молока, булкой хлеба и граммами пятистами колбасы.

– Оголодал? – поинтересовался Яша.

– Да ты знаешь, сунулся с утра в холодильник, а там мышь повесилась. Пришлось в гастроном бежать. А что за спешка, Яша?

– Никакой спешки, – пояснил Локомотив. – Спокойно выехали, нашли и привезли. Я вот что хотел спросить, Миша… Ты с подельником своим по убийствам Зелинским когда в последний раз виделся?

– В четверг. – Такое узко квалифицированное определение связи Гонову сразу не понравилось, однако возражать он не стал. – А что?

– Ничего особенного, если не считать, что кто-то из вас двоих языком метет, как помелом. Тебе Зелинский перед… перед четвергом о Кускове ничего не говорил? Мол, встреча была? Мол, разошлись, как старые товарищи? Дескать, пришлось чем-то пожертвовать да рассказать, как на самом деле события развивались шестого июня?

Гонов покраснел. Все люди, едва успев попасть в экстремальную ситуацию, сразу делятся на три категории. Первые при выбросе адреналина бледнеют, вторые краснеют, а наркоманы продолжают смотреть перед собой. Гонов краснел, что сразу ставило перед ним преграду в желании солгать.

– Ты что залился, как помидор? – сквозь прищур посмотрел на милиционера Яшка. – Смотри, Подлиза, он созрел.

Грошев, приняв обращенную к нему фразу как руководство к действию, тут же смел Гонова со стула.

– Яша! – взвился сержант. – Да что происходит?! Что не так?!

– О чем тебе Зелинский на ухо на днях шептал?! Говорил о Штуке?!

– Говорил!..

– Так… – успокоился Локомотив. – Сядь, Миша. Что говорил?

– Что тот его в гараже пытал, требовал сказать, кто его подставил… – Испуганный Гонов озирался, переводя взгляд с Яшки на двоих его людей. – Но, кажется, Саня выдержал…

– Прикинь. – Яшка ткнул пальцем в пленника и беспомощно посмотрел на Подлизу. – Он говорит: «кажется, выдержал». Это ему Зелинский так сказал: «Знаешь, Миша, меня в гараже Кусков пытал, но я, кажется, выдержал!»

Гонов слетел со стула во второй раз.

– Слушай, олень, а Зелинский тебе не говорил, что к нему, как ему опять могло показаться, люди из прокуратуры подходили? Подходили да о том же пытали?

– Он ничего об этом не говорил! Яша…

– Напарники, насколько мне известно, делятся друг с другом даже впечатлениями о последней ночи с женой. А мне людишки подсказали, что видели твоего бравого напарника в компании не самого человечного прокурорского работника Тернова. Неужели друг Зелинский не сказал своему сослуживцу, о чем он беседовал в такой компании?

– Да ты полицейских боевиков насмотрелся!! Последней ночи с женой… Нет, Яша, клянусь, нет!.. Кому эти проблемы нужны?! – Ухо болело, но Гонов терпел. – Да зачем ты меня-то спрашиваешь? Ты Сашку спроси! Это к нему Кусков наведывался, а не ко мне! Я-то тут при чем?!

Чего Локомотив не терпел, так это предательства. Только что один из соратников перевел неприятность с себя на товарища, и это казалось соратнику в порядке вещей. Если Гонов после двух оплеух готов продать любой интерес, то что он будет говорить в кабинете, когда над ним зависнет пара оперов со стажем работы по пятнадцать лет? Нет, не хотел Локомотив этого, но Гонов, вместо того чтобы прикрыть подельника и молчать, стал подличать. Глупо сказал о том, что Кусков говорил с Зелинским, а не с ним. Мол, с него и спрос. Казалось, что обоснованно заявил, а на самом деле сдулся. Вот так им все и кажется… Им казалось, что это конец, а оказалось, что не казалось.

– Ладно, – вздохнул Яшка и посмотрел на Подлизу. – Проводите его на выход.

Когда идущий последним Ферапонтов в дверях обернулся, Локомотив подтверждающе качнул головой и, не отводя от Сороки взгляда, крикнул Гонову вдогонку:

– Чтоб молчал у меня до самой могилы!

Гонов выполнит его просьбу уже через полчаса.

Для тех, кто плохо разбирается в межличностных и служебных отношениях правоохранительных структур, все происходящие события могли показаться странными. Пащенко и Струге через своего человека выясняли у Пермякова, что Кормухин имеет в отношении него, чем интересуется и к чему склоняет. Одним словом – что из доказательств вины заместителя транспортного прокурора у Кормухина есть и какого направления в расследовании он придерживается.

«Как же так? – спросит дилетант. – А не проще было Пащенко, как начальнику Кормухина, вызвать последнего к себе и выяснить это напрямую?»