Тюремщик

– Верно, – согласился Бертран. – Но мы не знаем, что на самом деле произошло. Оккупация длилась почти два столетия, и никаких катастроф, катаклизмов и войн при этом не описывается. Потом Северная и Южная Америка взлетают на воздух, а секты покидают Землю и каким-то образом забирают все наши технологии и носители информации. Известно, что наш заключенный приложил к этому свою предательскую руку. Дальше остатки человечества, которые жили здесь в Кольце, переселяются в Город и пытаются выжить под предводительством Первого консула. Остальные, разбросанные по планете, медленно, но верно деградируют до варварского уровня. Затем наш узник убивает Первого консула и за все свои преступления приговаривается к вечному заключению. С помощью устройства сектов (одного из немногих оставшихся на Земле) сознание предателя извлекают из тела и помещают в разум человека, обладающего определенными свойствами. Так появляется на исторической сцене первый Тюремщик. Наш с тобой предок – Ингвар. Без твердой руки Первого консула Город погружается в Темный период борьбы за власть, пока девяносто лет назад группа высших граждан не находит его потомка и не возводит на трон. А мы, Тюремщики, все эти сто пятьдесят лет передаем от отца к сыну сознание приговоренного к вечному заключению.

– Конец новейшей истории, – хмыкает Дэмьен, аккуратно откидывая одеяло и осторожно спуская на пол босые ноги. – Только я не пойму, дядя, зачем цитировать мне учебник для пятого класса.

– Затем, что в этой истории одна за одной идут нестыковки и натянутости. Затем, что мы на самом деле не знаем, что именно произошло. Затем, что я хотел с тобой поговорить не только о переводе заключенного. Консул знает, что наша семья нужна ему. Мы стоим лишь на ступень ниже его рода. Наш долг священен, а почет велик. Тебя не удивляет, что Тюремщики не только всегда премьеры, но и ближайшие друзья каждого поколения консулов. Я и Квентин. Ты и Юлиан. Консулы всегда понимали, что нас лучше держать в друзьях, чем делать врагами. И все потому, что у нас есть то, чего ни у кого нет и никогда не будет. Живой (ну почти живой) свидетель переломного момента нашей истории. Источник бесценной информации…

– Наш заключенный.

– Совершенно верно.

– И что из этого следует, дядя?

– Что пришло время кое-что изменить, и ты должен помочь в этом. Нет, не перебивай! Сначала послушай. Случай выпал очень удачный. Ты не обучен, твоя Комната еще не стала Камерой…

– Но, дядя, откуда ты?.. – почти вскрикнул Дэмьен.

– Ты думаешь, мы рождаемся с настоящими Камерами в головах? – рассмеялся Бертран Тюремщик. – Ошибка, мальчик мой. Нас этому долго учат. Мы каждый день трудимся, переделывая наши детские Комнаты в тюремные камеры. В такие, о которых ты даже и помыслить не можешь. Думаешь, фраза «осужден на вечные муки» возникла на пустом месте?

– Но, дядя, мы же не… – у Дэмьена даже в горле пересохло, и он, осторожно поднявшись, дотянулся до бокала с вином, а затем осушил его буквально одним глотком.

– Не пытаем, ты это хотел сказать? – Бертран жестко прищурился. – А если я отвечу «да», ты согласишься на перевод?

– Я…

Хорошо, что Дэм осушил бокал до дна, иначе дрогнувшая рука щедро плеснула бы вино на белую кружевную скатерть.

– Не дергайся. Ты же с детства слышал фразу «я – Тюремщик, а не палач», верно?

– Значит, кроме Тюремщиков, есть еще и Палачи? – Дэм только и мог, что головой качать, наверное, чтобы лучше разложить по полочкам шокирующую информацию.

– Есть, – Бертран коротко кивнул. – И поверь, дело свое они знают. Так что если пообещать заключенному в обмен на определенные сведения спокойное существование без страданий… Думаю, лучше ему согласиться. А ты должен будешь убедить его в этом. Самое главное, чтобы консул оставался в неведении…

– Дядя, прости, но у меня голова идет кругом, – Дэмьен даже покрутил ею для наглядности. – Я и половины инфы не осознал. Но, кажется, понял одно: ты решился на переворот.

– И снова ошибка, Дэмьен. Переворот в мои планы пока не входит. Но мне нужна некая гарантия, нужен туз в рукаве. Ты ведь заметил, что консул изменился. Еще год назад все было хорошо, а сейчас я назвал бы его параноиком. Он боится. Он гневается. Он жестоко расправляется с инакомыслящими. Наместники уже сами готовы переворот совершить. Надеюсь, суть ты уловил, и я спрашиваю тебя: готов ли ты исполнить не только долг Тюремщика, но и долг истинного гражданина Города?

– У меня есть время подумать? – спросил Дэм, вертя бокал между ладонями.

– До завтрака.

– Хорошо, дядя. За завтраком я тебе отвечу.

* * *