Какое значение придавалось туркменам, видно из того, что хорезмийский историк хан Абулгази, кроме сочинения по истории тюрок, в котором главное место было отведено истории узбеков, написал также особое сочинение по истории туркмен. Туркмены в большей степени, чем узбеки, сохраняли свой воинственный быт и свою поэзию; из всех тюркских народностей только туркмены имели своего национального поэта — Махтумкули[242].
В глазах туркмен хорезмийские узбеки были не тюрками, а татами, как еще при Махмуде Кашгарском называли культурное население в противоположность тюркским кочевникам. Туркмены жили в это время в том же состоянии политической анархии, как на всем протяжении своей истории; характерно, что народ, из среды которого вышли основатели самых могущественных тюркских империй, сельджукской и османской, никогда не имел собственной государственности. С XVI века отдельные части туркмен подчинялись то хорезмийским узбекам, то бухарским, то персам; во время войн между этими государствами они присоединялись то к одной, то к другой стороне, боролись и между собой и тем не менее одерживали победы над своими врагами; даже русские встретили со сторон туркмен более упорное сопротивление, чем со стороны всех других, и только в борьбе с туркменами были случаи потери русскими войсками знамен и пушек[243].
Узбеки Хорезма сохраняли свою государственность, несмотря на крайне неблагоприятные условия. Во второй половине XVI века Хорезм постигло стихийное бедствие: река Амударья на некоторое время совершенно перестала питать свой левый рукав, орошавший главный город области, Ургенч, и все течение ее направилось к Аральскому морю. Образовались новая столица Хива и новые города в дельте Амударьи, где некоторое время даже существовала особая, независимая от Хивы политическая власть. Менее подвергаясь влиянию персидской культуры, хорезмийцы более дорожили своим языком и преданиями, чем бухарские ханы; в XVI веке для одного из ханов, Дост-хана[244], был составлен свод народных преданий; в XVII веке хан Абулгази написал свой замечательный исторический труд, в котором старался писать так, чтобы его мог понять и пятилетний мальчик, и избегать не только арабских и персидских выражений, но и чагатайских.
Абулгази провел десять лет в Персии и потому был гораздо образованнее своих соплеменников; он высоко ставил ханскую власть и для оправдания идеи деспотизма проводил такую же теорию, как его английский современник Гоббс[245]: для сохранения порядка в обществе необходимо, чтобы все члены общества отказались от своей воли в пользу одного лица. Преемник Абулгази, Ануша, увлекся идеей персидского деспотизма и после завоеваний Мешхеда принял титул
Хорезмийские узбеки в глазах бухарских были своевольными людьми, не склонными подчиняться произвольным распоряжениям своих властей. Анархия достигла высшего предела во второй половине XVIII века, и даже город Хива совершенно опустел. С 1770 года порядок постепенно был восстановлен под властью новой кунгратской династии, представители которой потом приняли и ханский титул и с успехом старались установить в своей стране сильную власть. Еще около 1840 года хивинский хан владел обширным государством от Мургаба до низовьев Сырдарьи; впоследствии пределы этого государства значительно уменьшились под влиянием восстаний туркмен и казахов (казаков). После завоевания Хивы русскими (1873 год) хивинскому хану был оставлен Хорезм, хотя и в значительно уменьшенных пределах; при национальном размежевании 1924 года Хорезм как государство был совершенно уничтожен, большая часть его вошла в состав Узбекистана, остальная — в состав Туркменистана. Можно спорить, было ли это правильно; Хорезм не имел уже с XI века своей национальности, но по своим историческим традициям, бытовым и экономическим особенностям оставался вполне жизненным и своеобразным организмом, и уничтожение этого организма, существовавшего с древнейших времен, может быть, не пройдет бесследно.