Анализ общего сложения тюрко-тунгуссо-маньчжурского языка на территории бывшего государства Бохай (VII–X вв.) изложил в своей теории В.Л. Котвич (цитируется по книге Ж. Байжумина, источник № 8, с. 163–164). «Благодаря постоянному передвижению различных по языку этнических групп и часто возникающих языковых контактов, можно с уверенностью говорить, что крайне важно отметить, о, главным образом, заимствованиях из тюркских языков в монгольских и тунгуссо-маньчжурских, наряду с лишь незначительным воздействием последних на сами тюркские языки».
Особенностью капитального труда Котвича «Исследование по алтайским языкам» стал намного более полный учет огромной специальной литературы по каждой из групп языков и гораздо более широкое использование имеющихся по данному вопросу материалов.
В этом отношении его исследование значительно превосходит труды основных адептов теории генетического родства алтайских языков – Г.И. Рамстеда, Н.Н. Поппе и других. Как следствие – исследования Котвича воссоздают гораздо более полную и точную картину сходства и различия основных групп языков «алтайской семьи»: тюркской, монгольской и тунгуссо-маньчжурской.
Отстаивая собственный тезис о преимущественном воздействии тюркских языков на формирование монгольских, Котвич сумел сделать очень важный вывод и убедительно доказать, что тюркские корни слова являются более древними и более краткими, по сравнению с монгольскими корнями, усложненными конечными гласными. Вместе с тем многие характерные черты и особенности монгольских и маньчжурских языков, позволяют говорить о генетической близости именно этих языков. По подсчетам специалистов, общий фонд схождения в тюркских и монгольских языках составляет: лексических – 25 %, морфологических – 50 %. Схожесть в тюркских и тунгусо-маньчжурских языках: лексических – 10 %, морфологических – только 5 %. Это, возможно, свидетельствует о том, что древних монголоидных племен, являвшихся носителями некого особого архаичного прамонгольского языка, попросту никогда не существовало.
Это во многом подтверждается и тем, что древняя территория проживания лесных народностей мэньву, мэньва и других, ставших, по мнению специалистов, основой формирования кочевого монгольского общества (только лишь по названию – А.О.), полностью совпадает с исторической территорией обитания тунгуссо-маньчжуров.
Северная полоса Маньчжурии и южный берег Амура, откуда они происходят, являются и коренной областью раннего этногенеза тунгуссо-маньчжурских народностей. Основой их хозяйственно-экономической деятельности является охота, рыболовство, собирательство и частично земледелие» [8, с. 163–164].
Доказательства востоковеда В.Л. Котвича актуальны и в нынешние времена. Посмотрим на карту Л.Н. Гумилева [23, с. 29]. В монгольских степях, как и тысячу лет до Чингисхана, так и во времена Чингисхана, обитали различные тюркские кочевые племена. Об этом, полагаю, никто спорить не будет, так как существуют многочисленные и убедительные доказательства, которые будут приведены в этой главе.
Начиная от «Сокровенного сказания…», где родословная Чингисхана восходит к мифическому Бодончару и его божественной матери Алан-гоа, все имена его предков тюркские: Барин-Ширату, Менен-Тудун, Хача-Кулюк, Кайду, Тумбинай, Кабул-хан, Бортан-Баатур, Таргитай, Есугей. Имена его братьев, сестры, ближайших родственников и последующих трех поколений, опять-таки – тюркские: Хасар, Темулун, Темуге, Жоши, Бату, Береке, Шибан, Чагатай, Мутуген, Есенту, Байдар, Угедей, Тулуй, Куюк, Ари-Буга, Сартактай, Баян, Барак, Токта и т. п.
Сам Чингисхан объединил окружающие его кочевые тюркские племена в единое государство во главе с ним самим и назвал свой народ
Маньчжуры, как победители, надо полагать, к коренному населению предъявили жесткие требования, так что через одно-два поколения монголы стали говорить на новом языке, который сложился «в результате исторического взаимодействия двух…» (см. выше).