Тюрьма

Я дохожу до ворот, и моя умиротворенность разбивается вдребезги, но самым наилучшим способом. Вначале я опечален тем, что, возможно, это еще одно счастливое видение, великолепная галлюцинация обманщика, потерявшего контроль над своей чудесной властью мысленного убеждения, потому что вместо неестественного Жирного Борова или Гомера Симпсона я замечаю двух старых друзей. Я приближаюсь и не могу поверить своим глазам, потому что совершенно точно это они. Я окликаю их, и мистер Элвис Пресли и мистер Иисус Христос оборачиваются, и, кажется, поражены больше моего, но они быстро очухиваются, знают, что в этой ненормальной тюремной системе возможно все; и мы обмениваемся теплыми рукопожатиями, на мгновение лишаемся дара речи, это встреча старых школьных друзей на ферме. Странствующий рокер и блуждающий Баба нашли друг друга, и хотя они шли разными маршрутами, я догадываюсь, что их путешествие было одним и тем же, все дороги ведут к спасению, к достойной жизни, в которой мы можем сеять, и пожинать урожай, и замаливать свои грехи. Надзиратели улыбаются и поторапливают нас, и мы говорим на ходу, движемся по другому коридору со стальными решетками, шквал взволнованных слов, которые сходу и не поймешь, и мы в умиротворенном молчании заходим в столовую.

Заключенные становятся позади длинного стола и подают нам подносы, я получил хлеб и яйца, толстые ломти мяса, баранины, горячий чай из электрического самовара. Мои друзья руководят процессом, покачивают головами, говорят, что сегодня работы не будет, потому что воскресенье, и мы втроем счастливо лыбимся, как дураки, мы рады, что снова вместе. Я иду за ними к угловому столу, за ним мы можем поесть и поговорить, и я голоден, но я не привык плотно завтракать в такие ранние часы, я быстро насыщаюсь этой великолепной трапезой. Элвис и Иисус ждут, пока я успокоюсь, они понимают, что я взволнован, я пытаюсь поверить в эти жизненные перемены, они дают мне отдышаться, а потом Элвис начинает расспрашивать о Семи Башнях, о том, как мне удалось выжить в корпусе Б, и я говорю ему, что Франко свободен и, вероятно, уже дома; и мы говорим, вгрызаемся в эти спелые помидоры, но теперь кажется, что все это было давным-давно, и Иисусу хочется узнать, как поживают парни из нашей камеры; и я рассказываю, что там произошло, что тюремная знать старается, чтобы абсолютно все в Семи Башнях выглядело как можно больше беспорядочным и сумасшедшим.

Мы опустошаем наши тарелки, и нам не надо их мыть, потому что есть заключенные, которые выполняют эту работу. Их фартуки остаются без единого пятнышка, и они ловко управляются с посудой, и мои друзья объясняют, что ферма работает как хорошо отлаженная машина, каждому полагается такое двухдневное поощрение, и это срабатывает как самая лучшая мотивация. У каждого есть задача, и надзирателям редко приходится заявлять о себе. Если правила нарушаются, ответчик возвращается в нормальную тюрьму. Нулевая терпимость — вынужденная мера, и система работает. Здесь нет ни нарков, ни психопатов, и с момента прибытия никто не видел драк. Здесь нет наркотиков, несогласия регулируются. Элвис и Иисус приходят к единому мнению, что здесь рай, но обращают мое внимание на то, что на свете не существует идеальной тюрьмы. Они смотрят на меня, и я улыбаюсь, киваю в ответ, зеваю, ведь я очень хорошо отдохнул, и понимаю, что у меня уйдет время на то, чтобы влиться в режим.

Я следую за ними обратно в корпус, и они рассказывают мне, что каждый вечер здесь можно принимать горячий душ, и есть прачечная, в которой я могу постирать свои вещи, так что, в конце концов, она отстирается дочиста. Мне вернут ту одежду в которой я прибыл, как только прокипятят и опрыскают от паразитов, хотя многие парни предпочитают носить банные халаты, но это личный выбор каждого, ведь здесь мирный режим. Здесь нет безумцев, здесь живут только добросовестные одумавшиеся граждане, горящие желанием начать новую жизнь, вымолившие дать им второй шанс. Я возвращаюсь в свою камеру и чищу зубы, какое-то время валяюсь на кровати, понимаю, насколько удобен этот матрас; я слишком устал за прошлую ночь, я жду, пока переварится завтрак, и наслаждаюсь тишиной, неестественным спокойствием, которое скоро снова станет для меня привычным.