Когда дочери исполнилось пятнадцать лет, она стала себя вести по-другому. В ней заговорили гормоны. Стала встречаться с разными парнями. Иногда домой возвращалась очень поздно. Он не мог отругать ее, рядом с ней становился очень мягким. Это делала бабушка, которая порой запирала ее и не разрешала выходить из дома. Тогда дочка лежала часами на кровати в наушниках и слушала «хеви-метал». Громко, искусственно делая хриплым свой тонкий и нежный голос, начинала петь на иностранном языке. Мата, встречающегося в этих песнях, не стеснялась. Знала, что отца рядом нет, а бабушка настолько в этом деле не разбирается, что для нее неважно, о чем поется в песне. Главной бедой для бабушки было то, что вместо музыки внучка слушала какофонию. Удивлялась, как такое вообще можно слушать. Учитывая, что бабушка была в свое время достаточно талантливой пианисткой, ее отношение к тяжелому року становится более понятным.
Теперь Йохан сидел и смотрел на своих сокамерников, но ничего не видел. Ему захотелось поспать. Был очень утомлен. Попросил их позволить ему прилечь и отдохнуть. Эрл понимал его. Спустился, показывая, что он может подняться на верхние нары. Он так и поступил. Стоило ему прилечь, как Сиеста овладела его рассудком. Заснул крепким сном, но снов не увидел.
У плоскости два измерения
Я тот, кто у судьбы в немилости, в опале,
Я — странник, что живет мечтою о привале,
Сухой колючки куст, что ветрами пустынь
Гоним среди песков в неведомые дали.