Тюрьма и воля

Алексей Кондауров: Если бы не выступление Михаила Борисовича в феврале 2003 года на встрече с Путиным, у нас могла бы по-другому сложиться судьба, я этого не исключаю. Я его не осуждаю. Он поступил так, как считал нужным. Он понимал риски, я тоже понимал. Я считал, что риски более серьезные, чем он думал. Дело в том, что Михаил Борисович активно общался в это время с Волошиным, Абрамовичем, Сурковым. И я думаю, они все его заверяли, что рисков не так много, как мне представлялось. Я же исходил из анализа личности Путина и из той информации о нем, которая у меня была.

Ко мне пошла информация, что что-то не так вокруг нас, в конце марта. Полагаю, что по нам начали работать где-то после выступления Михаила Борисовича в феврале. То есть на момент одобрения сделки по слиянию с «Сибнефтью» они уже работали.

Я помню наш разговор с Ходорковским в мае. Мы в мае несколько лет подряд арендовали речной кораблик и узким кругом с семьями плавали по Москве-реке. И Михаил Борисович тогда со мной обсуждал это слияние. И обсуждали, почему Абрамович вдруг решил сливаться, почему отдает «Сибнефть». Помню, я тогда сказал Ходорковскому: «Мне понятно, что Абрамович видит для себя риски при нынешнем режиме, он понимает, кто такой Путин. Он хочет здесь поставить крест и уйти. Нам надо тоже посмотреть с этой стороны». Михаил Борисович мне ответил, что согласовал все вопросы с Путиным. Я-то считаю, что Роме было выгодно объединение с нами, у него оставался приличный пакет, а после объединения с американцами компания стала бы транснациональной, и у Ромы все было бы в шоколаде, все легально, и не пришлось бы потом в Лондонском суде выворачивать белье. Роман попытался выйти из страны вот таким путем, слившись с ЮКОСом. Не получилось. В итоге он все равно же окэшил компанию и ушел (в 2005 году продал «Сибнефть» Газпрому за $13,1 млрд. — НГ).