Тюрьма и зона

С едой, как и с азартными играми, связаны многие проблемы тюрьмы и зоны. Еда, пища, хавка и как следствие крысятничество, голодовки, повышенная смертность, бунты и убийства.

Проблема, однако, может быть решена одним только способом разумным воздержанием. Погоня за все большим количеством поглощаемой пищи ни к чему хорошему в местах лишения свободы еще не приводила.

На грустные размышления наводят, правда, сообщения о нормах на питание в тюрьмах Запада. От зека к зеку давно уже передается байка о бунте в какойто американской тюрьме: мол, к завтраку им подали черствые булочки и холодный кофе... Зажрались, однако, господа..

А наши родные условия и нормы хорошо иллюстрируются анекдотом.

В одной из тюрем баландер раздает баланду. Плескает черпак и подает в

камерную "кормушку".

3 е к (удивленно глядя в шлюмку): Эй ты, рожа! Ты чего плеснул сюда?

Мне мясо положено.

Баландер (равнодушно). Положено ешь.

3 е к (снова заглядывая в шлюмку). Так не положено ведь...

Баландер (так же равнодушно). Не положено не ешь...

"Феня" с "пальцами" на корточках

В тюрьме и в зоне говорят, конечно, на русском языке, дополняя его словами и выражениями из языка блатного т.н. "фени". Не будем касаться происхождения этого языка оно закономерно вытекает из необходимости тайны в любом преступном ремесле. Нынче же блатной язык, воровской жаргон проникает во все сферы жизни, и никого уже не удивляют слова "крыша", "штука", "стрелка", "разборка" из уст диктора НТВ или правительственного чиновника. Не говоря уже о деятелях культуры и искусства... В общем, смычка сфер происходит на языковом уровне, а это улика посильней любой судебной.

Именно по языку угадывают опытные зеки своего собрата, определяют его принадлежность к тому или иному режиму. Отсидевший чуть больше года первоходочник, нахватавшись верхушек, уже сыплет направо и налево блатными оборотами. Однако использует он их там, где надо и не надо. Напротив, зек с двумя-тремя ходками (и тем более "полосатик с особого режима") вставляет блатные слова очень и очень точно, не злоупотребляя остроумной и опасной лексикой: за всякое неверное слово зек отвечает немедленно.

Разговору помогают усиленной жестикуляцией, т.н. "гнутыми пальцами". "Гнутые пальцы" тоже вошли в обиход "вольной жизни" и стали непременным атрибутом общения в среде "новых русских". Но появилась эта привычка от "щипачей" (карманников) и "катал" (профессиональных картежников) это они "гнули пальцы", постоянно их тренируя, дабы не потерять умения осуществить "карманную тягу" с "чердака фраерского" "лепня" (кармана пиджака жертвы) или "передернуть картишки" на глазах у "лоха".

"Феня" постоянно обновляется, обогащается новыми выражениями типа "не дави на блатпедаль", та же "крыша" (бандитское прикрытие). Другие слова типа "голубятник" (вор, похищающий белье с чердаков) исчезают из "фени" за ненадобностью. Некоторые выражения очень остроумны: "гидрокурица" (селедка), "Иван Тоскуй приехал" (приступ язвы), "Иван с Волги" (хулиган)... Часть оборотов используется как опасный способ припутать новичка или с целью придать презрительный смысл: "просто так" (об игре на "педераста"), "Ага, наркоман... кожаной иглой по тухлой вене..." и т.д. и т.п.

Впрочем, в "обоюдном толковище" (диалоге) подобные выражения не используются ввиду их чревычайной опасности, равно как нецензурщина. Язык тюрьмы и зоны остроумен, точен и страшен. Женщина в этой лексике принижена до "дырки", "кошелки" в общем, до легкодоступного и несмысленного существа; беззащитный интеллигент ("политик") "Укроп Помидорович"; убийство "мокруха", "завалили" как, скажем, свинью... Однако выражение "убить жида" означает всего-навсего "быстро разбогатеть".

Ни в теории, ни в практике невозможны милицейские агенты в камере и в бараке: чтобы научиться естественно владеть "феней", им придется сидеть немалый срок, вписываясь в обстановку. Или каждого агента нужно готовить как Рудольфа Абеля. Поэтому в качестве "наседок" (стукачей) используются сами зеки, которым не нужно входить в образ...

С "феней" всяк сталкивается в первые же минуты пребывания в неволе в КПЗ. Тюремно-лагерная администрация также общается с зеком на этом языке, сдабривая его официальной терминологией и штампами воспитательной работы.

В условиях свободы, где-нибудь в районе Арбата или на Тверской в Москве, можно увидеть группы молодых людей, сидящих на корточках. Они мирно беседуют, сдабривая цивильный матерок блатным жаргоном и усиленно помогая себе пальцами.

Сидение на корточках тоже один из признаков "тюрьмы и зоны", но признак этот не несет никакой особо блатной нагрузки, а вызван к жизни элементарными правилами гигиены. Дело в том, что скамейки и стулья достаточно редки в лагерях, и, как мы уже говорили, беседы и азартные игры проводятся прямо на шконках. На улице (в отрядных двориках) скамеек нет, и если каждый будет садиться на камень, траву или просто на асфальт, а потом водружать пыльную задницу на чужое одеяло или простыню, то никакая баня не справится с всеобщей загрязненностью, никакая прачечная не отстирает зековское белье.