Тюрьма мертвых

– Вы что, дурак? Я не собираюсь на вас работать, да я лучше сдохну от огнестрела, чем буду охранником по типу моего деда.

– Охранником? Ох, нет, что вы, я не предлагаю вам работу в охране, это не для вас. Я больше вам скажу, своей настойчивостью и отвагой вы в очередной раз убедили руководство в правильности выбора вашей семьи, чье служение нашему делу длится вот уже восемь веков.

– Что? Какие еще восемь веков? Какой, к черту, выбор семьи?

– Тихо-тихо, вы все узнаете со временем. Думаете, живые люди попадают к нам по воле случая? По-вашему, мы обзваниваем сварщиков по ночам с предложениями о работе, и тот, кто первым соглашается на подобные условия, приходит и становится нашим новым сотрудником?

Он самодовольно улыбнулся.

– А что, разве нет?

– Конечно, нет. Ни один простой человек не станет даже слушать такие предложения. Никто никогда не поедет ночью неизвестно куда, узнав лишь о том, что там платят. Вы намеренно шли на эту работу. Это ваша судьба, Олег. Вы пока об этом не знаете, но скоро сами все поймете. Вы с нашей конторой связаны кровью, кровью поколений.

Я ничего не понимал, его слова были очередной манипуляцией, он тянул время, должно быть, ждал подмогу.

«Может, если я начну кричать, эти верзилы вернутся? И тогда у меня появится шанс».

Инженер продолжал:

– Ваш дед, его дед и так далее через поколение, все они служили на благо этого мира, стояли на страже границы двух миров, живого и мертвого.

– У вас полно душ рабов, зачем вам нужны живые?

– Кто, по-вашему, строит эти тюрьмы?

– Мертвецы! Долбаные зэки-мертвецы! Я стоял с ними в одном ряду! – брызгая слюной, кричал я, но на самом деле кричала моя душа, она управляла моими эмоциями. – Эти люди… Мы там забивали чертовы сваи в землю.

– Вот именно! – с увлеченным энтузиазмом перебил меня инженер. – Сваи, стены, тоннели, но не более. Только живой человек может создать реальную преграду для отделившейся от тела души. Вы варили эти решетки и видели, какие последствия бывают для покойников, коснувшихся своей материей ограждения, созданного живым человеком. Это живые люди строят тюрьмы для мертвых. Мы стоим на страже мира людей и сохраняем баланс.

Он говорил удивительные вещи, но я по-прежнему ждал момента для атаки, продолжая слушать рассказ.

– С древних времен люди ограждали себя от злых духов, которые появлялись после смерти убийц, насильников и прочего зла. Разные народности по-разному отгоняли эту нечисть. В наших краях, например, как вы помните из сказок, дорога к кладбищам выстилалась еловыми ветками, проводились ритуалы, на дома и одеяния людей делались обереги и еще много всего, что отгоняло души подальше от живых. В других местах принимались другие меры, но все равно это были лишь временно. Души возвращались, губили живых, пытались установить свой порядок, и тогда появились первые места их заточения. Почему именно заточения? Мертвого нельзя убить. После Страшного суда на душе ставится клеймо, которое определяет, может ли душа переродиться. Или она остается неприкаянной и отпускается восвояси.

– А как же бог? Рай и ад?

– К сожалению, это лишь миф.

– То есть Страшный суд есть, а бога и дьявола нет? Но это же бред. Кто тогда организовал этот суд? Я был там, и напротив меня сидел явно не человек.

– Все так, судья – не человек, но и не бог. Говорят, судья – это самая первая душа, он сам решал – остаться ему в образе неприкаянного или переродиться. Но в итоге, не выбрав ни того, ни другого, он так и остался неклейменным. Поначалу отбор был жестким. Малейший проступок, самый незначительный грешок не оставлял душам шанса. Но со временем, переняв у людей судебную систему, право на защиту и прочие правила ведения таких дел, судья организовал то же самое и на своем поприще. В итоге души получили возможность оправдаться и наоборот. Об этом можно почитать в архивах, ты был в одном из них и видел книги.

– Как вы узнали?

– Ох, дорогой мой, мы знаем все о ваших передвижениях, или ты думал, что блуждал по тоннелям без присмотра?

– Но этого не может быть!

– К сожалению или к счастью, но это так. – Инженер положил пистолет на колено, но не убрал совсем.

Я был в полной растерянности: получается, они следили за мной постоянно, каждую секунду, и мой дед… Он все знал с самого начала, он был в курсе, что перед ним я, и просто играл роль. Вот больной ублюдок! Никогда я еще не чувствовал себя настолько обманутым и кинутым.

– Как я уже говорил, тюрьмы постоянно улучшаются и модернизируются, мы знаем обо всем, что творится внутри.

– Но я видел беглецов! Они скитаются там.

– Да, они пытаются сбежать, рано или поздно у кого-то получается покинуть камеру и проскользнуть мимо охраны, но выбраться из тюрьмы… На этом этапе обычно все и заканчивается.

«Как же, заканчивается, вранье на вранье».

Наступило молчание. Инженер смотрел на меня глазами продавца диванов, который ждал, что я сломаюсь и возьму этот угловой кожаный с подставками для стаканов за сумму, равную моим трем зарплатам.

– Я никогда и ни за какие деньги, ни за какие «чудо-перспективы» не вернусь туда.

– А что будете делать?

– Что буду делать?