Тюрьма особого назначения

Ведь если кто-то, а таких, как я понимаю, будет немало, захочет тебе исповедаться, то ведь не станет он этого делать в присутствии охранников! Вы останетесь с ним в камере один на один. А что, если для этого зверя исповедь — только предлог, чтобы, уже имея пожизненное заключение, удовлетворить свою эвериную жажду крови и доставить себе удовольствие свернуть шею доверчивому попу?! Или ты считаешь такие меры предосторожности напрасными?

— Возможно, вы и правы, генерал, — я не нашел против слов Корнача весомых контраргументов, — но мне как-то с трудом верится, чтобы все, о чем вы сейчас говорили, было единственной причиной, по которой вы остановили свой выбор именно на мне. Ведь правда, товарищ генерал? Есть еще что-то, что я должен буду делать для вас и вашей организации?

— Узнаю капитана Аверина, — чуть улыбнувшись, покачал головой Корнач, — Да, есть еще кое-что, но чисто символически... Понимаешь, Влад, любая тюрьма — это отдельный, замкнутый мир, в котором царят свои законы не только среди заключенных, но и среди охраны и ее руководства. На зоне, огороженной колючей проволокой и наблюдательными вышками, хозяевами жизни являются двое — начальник лагеря и — «пахан». Эти люди поодиночке или, что случается довольно часто, по взаимной договоренности вершат там свое личное правосудие над охранниками и зеками. Одного их слова достаточно, чтобы огромного здоровяка сделать «петухом», а всем известного «стукача» оградить от нависшего над ним призрака расправы... — Корнач мельком взглянул на часы. До шести оставалось еще двадцать минут. — На Каменном же все совсем иначе. Там иные условия, иные порядки, иные секреты. И хозяин только один — полковник Карпов. Еще кое-какие вопросы зависят от командира охранного подразделения «Кедр» майора Сименко. И в отличие от остальных, так сказать «обычных», мест лишения свободы, отслеживать обстановку в монастыре достаточно сложно. Вот почему я бы очень хотел, чтобы среди тех, кто постоянно находится на острове, был человек, которому можно верить на слово, зная, что он никогда в жизни тебя не обманет... Он не должен быть соглядатаем, не должен писать отчетов, ему не нужно регулярно сообщать о всякой ерунде или небольшом превышении власти со стороны охраны, без чего, как ты сам понимаешь, не обходится ни одна тюрьма. Тем более, если «твой» контингент на сто процентов состоит из убийц, на совести которых подчас десятки человеческих жизней. В этом случае перегибы идут даже на пользу. И, что самое главное, совершенно ни к чему рассказывать мне о тайнах, которыми поделились на исповеди некоторые заключенные... Просто я хотел, чтобы кто-то приглядывал за обстановкой. Так, на всякий случай. В случае чего, сам разберешься, как себя вести. Все, что я сказал, можно считать напутствием или пожеланием, не более того. Я достаточно точно изъясняюсь, отец Павел?

— Вполне.

— И какое будет решение? — глухо, понизив голос, спросил Корнач. Я заметил, как напряглись его скулы.

— Мне нужно время, чтобы все обдумать. А сейчас, извините, я должен переодеться для службы. Уже без четверти шесть.

— Ладно, ухожу. — Корнач встал со стула и подошел к висящей на входе тяжелой шторе. — У меня есть телефон вашего храма. Завтра, в десять ноль-ноль, я позвоню тебе. К тому времени ответ должен быть готов. И... вот еще что, отец Павел. Я пойму и не обижусь, если... вы откажетесь от моего предложения. Всего доброго!

— Храни вас Господь, — перекрестил я уходящего генерала и, как только он вышел, стал переодеваться. Но мысли мои еще долго находились где-то далеко от предстоящей службы. И лишь когда тишину храма нарушили голоса церковного хора, я снова вернулся в действительность.

На следующее утро, после бессонной ночи, я дал Корначу согласие стать настоятелем церкви на острове Каменном. Потом сообщил о своем решении отцу Сергию и был немало удивлен тем спокойствием, с которым пожилой священник воспринял это известие. Возможно, здесь не обошлось без «помощи» генерала ФСБ Корнача. Впрочем, я предпочел не уточнять. Корнач, как оказалось, уже заранее подготовил все необходимые документы, видимо, ни капли не сомневаясь, что я соглашусь на сделанное им предложение о «перемене места работы». Проблем бумажного плана не возникло. Единственное, что мне пришлось сделать самостоятельно, — это сфотографироваться и передать генералу четыре цветные фотокарточки формата три на четыре. Вскоре он сам заехал ко мне домой с папкой, содержимое которой выложил на стол, и принялся объяснять назначение того или иного документа. Большинство из них касалось всевозможного «неразглашения», «допуска» и прочих неизбежных при переводе в режимное заведение формальностей.

— А это на десерт. — Генерал положил передо мной билет на самолет до Москвы и на поезд — от Москвы до Вологды. Поймав мой недоуменный взгляд, Корнач коротко добавил: