Тюрьма особого назначения

Сейчас, на очередном витке непредсказуемой российской истории, дом и его просторные квартиры заселили люди обеспеченные, из тех, про которых можно было смело сказать, что в нынешний постперестроечный период они себя нашли.

Исключением были только историк Глеб Герасин и местный дворник Петр Петрович, которые разделили на двоих большую четырехкомнатную квартиру. В те давние, дореволюционные, времена, когда неизвестный архитектор чертил проект дома, он предусмотрел в нем два входа в каждую квартиру — «черный», со стороны двора, и главный, с оживленного Каменноостровского проспекта. При разделе одной из квартир такое положение вещей пригодилось как нельзя кстати, так как позволило путем установления дополнительной капитальной стены и сантехнического оборудования сделать из четырехкомнатных барских апартаментов две вполне приличные «двушки».

Эту историю рассказал Анжелике Глеб, когда, пройдясь по его квартире, журналистка позволила себе сказать несколько слов насчет нелепостей планировки.

В остальном же эта нелепость более чем компенсировалась со вкусом подобранной самим хозяином обстановкой.

— Эти забавные фигурки из самшитового дерева я привез из Мавритании: мы здорово там повозились с древним захоронением в районе города Зуэрат, — рассказывал Глеб, кивнув на расставленные вдоль всей стены на специально сооруженном стеллаже «трофеи». — А это, — он взял в руку и прижал к лицу черную и ужасно страшную маску с приплюснутым носом и торчащими сквозь прорезь для рта кривыми клыками, — подлинная маска камерунского шамана из племени муамба.

Нравится?! У-у-у!

— Какой кошмар! — замахала руками Анжелика. — Пожалуйста, убери эту отвратительную рожу куда-нибудь в шкаф. А то кто-нибудь случайно зайдет и получит сердечный приступ.

— У меня дома не бывает случайных гостей, — серьезно ответил Герасин, ставя сувенир на место. — Моя работа не способствует большому числу друзей, в основном это коллеги...

— А как же я? — Девушка присела на кресло-качалку, покрытое грубым разноцветным ковриком из плетеной соломки, и лукаво склонила голову набок, глядя с загадочной улыбкой на хозяина этого мини-этнографического музея. — Ведь меня ты совершенно не знаешь, мы знакомы всего, — она взглянула на маленькие наручные золотые часики в форме браслета, — чуть больше часа.

— Ты — другое дело, — открывая дверцу буфета и доставая из него высокие бокалы, так же спокойно произнес Глеб. — Мне кажется, я немного научился разбираться в людях... По крайней мере, мне хочется надеяться на это...

— Ладно, давай выпьем! — мягко перебила его Анжелика, поднимая с журнального столика вырезанную из кости пепельницу в форме чуть согнутой человеческой ладони. Посреди нее, прямо на ювелирно отмеченной линии жизни, одиноко лежал раздавленный окурок сигареты с отчетливо видимыми следами губной помады на белом фильтре. — И если не трудно, вытряхни, пожалуйста, это. А то у меня такое чувство, что кроме нас здесь есть кто-то еще.

Глеб поставил на столик бокалы и удивленно вскинул брови. Но тут его взгляд упал на окурок, и брови плавно съехали к переносице. Он забрал из руки Анжелики пепельницу, открыл окно и, не долго думая, вытряхнул ее на шумящий внизу проспект, после чего поставил на прежнее место.

— Это совсем не то, о чем ты подумала, — почти дословно повторил он слова, сказанные ему Анжеликой, когда он сел в ее роскошный автомобиль. — Вчера ко мне заходила одна дама из Эрмитажа, искусствовед, и мы вели с ней деловую беседу. — По голосу Глеба Анжелика поняла, что беседа была и впрямь весьма серьезной.

— Ты не должен мне ничего объяснять, Глеб, — примирительно сказала девушка. — Мне у тебя нравится, а это главное. — И, чуть помедлив, она тихо добавила:

— И ты мне тоже... нравишься.

— Наверное, ты что-то перепутала, — осторожно предположил историк. — Многим интересна моя работа, не часто ведь встречаешь профессионального искателя сокровищ. Людям вообще свойственно отождествлять человека с родом его занятий, положением в обществе, с принадлежащими ему вещами... Взять, к примеру, твою машину... Какие у обычного человека появляются мысли при виде проносящегося на бешеной скорости дорогого спортивного автомобиля? Что принадлежит он какому-нибудь бандиту, который спешит на нем по своим бандитским делам. Разве не так?!

— Глеб, ты не понял меня... — Девушка встала, сделала шаг и взяла Герасина за запястье руки, сжимающей открытую бутылку шампанского. Обернутое серебристой фольгой зеленое горлышко застыло в нескольких сантиметрах от края бокала. — Я имела в виду именно тебя, а не твою странную работу...

Они замерли, неподвижно глядя друг другу в глаза. Анжелика медленно наклонилась и прижалась к немного колючей щеке Глеба своими ярко накрашенными губами. И впервые почувствовала запах его одеколона. Тонкий, приятный, как и положено, ощутимый лишь с близкого расстояния.