Меня ввели в камеру No 7 первого этажа (всех таких камер в обоих корпусах около трехсот), где сидел изможденный юноша, отныне мой "сокамерник". Но о нем и о другом юноше, через месяц сменившем первого - потом, теперь же о внешнем и о быте. Кстати: об общих камерах, с многими {96} десятками обитателей, ничего не говорю, потому что не пришлось побывать в них.
Впрочем, ниже пробел этот восполнится - в Москве и Новосибирске.
Размер камер - приблизительно одинаков: восемь на четыре шага. Впрочем, полугодом позднее я сидел в третьем и четвертом этажах, где размер был семь на три шага. Против двери - окно; подоконник - на высоте подбородка человека среднего роста - идет вверх под углом градусов в 30-40; за ним - двойная рама окна с массивной чугунной решеткой; окно снаружи забрано железным щитом почти до самого верха, так что свет проходит через узкую серпообразную щель. Кто же не помнит картины Ярошенко в Третьяковской галерее, с заключенным, влезшим на приставленную к окну табуретку (или стол?), чтобы сквозь щель окна и железного щита взглянуть на свет божий?
Впрочем - никаких "движимых" столов в камерах ДПЗ нет: к стене приделан опускной железный столик-доска, размером с квадратный аршин, и небольшое, тоже опускное, железное сидение. Если в камере сидят двое и более, то по числу сидящих прибавляются и деревянные табуретки. Около стола - высокая колонка парового отопления. На другой стене - железная койка с тюфяком из стружек, поднимающаяся на день; вторая железная койка, если в камере сидят двое, становится под первую на день, а на ночь отодвигается к противоположной стене. Около двери - двухярусная железная полочка для продуктов и посуды; последняя состоит из металлической мисочки, деревянной ложки и объемистой кружки для кипятка. В углу около окна - "уборная", рядом - небольшая раковина с водопроводным краном. Над столиком, на пол-аршина, над ним, электрическая лампочка; рядом с нею - обширный печатный лист с изложением прав и обязанностей заключенного. Жаль, что нельзя было запомнить наизусть этот продукт тюремного {97} творчества. Наконец - чтобы кончить началом, массивная, обитая железными листами дверь, в которой на высоте полуроста прорезана деревянная форточка - путь общения заключенного с миром сменяющихся дежурных; несколько выше, на высоте роста, прорезан "волчок" или "глазок", закрывающийся снаружи; в него через каждые 10-15 минут круглые сутки заглядывают уныло бродящие от камеры к камере дежурные, сменяющиеся трижды в сутки. Около двери - кнопка звонка (вы подумайте) для вызова дежурного по коридору.
Все это - внешняя обстановка. Теперь - о внутреннем быте. В шесть часов утра (может быть, в семь - заключенному иметь часов не разрешается) дежурный обходит камеры, стучит в двери и провозглашает: "Вставать"! Не успеешь одеться, как гремит форточка, в нее просовывается щетка и совок для собирания сора. Пол подметен, щетка и совок отданы, можно и умываться. Тут снова гремит форточка и дежурный просовывает 400 грамм хлеба - дневной паек.
Вскоре и еще раз гремит форточка: принесли кипяток, который наливают в вашу кружку, куда вы предварительно уже опустили несколько пылинок чаю (выдававшийся "чай" был неизменно чайной пылью). Итак - чаепитие. Мудро дели свой хлебный паек, чтобы не увлечься утренним аппетитом и не остаться без хлеба к ужину. С чаепитием надо торопиться: уже раздаются шаги специальных "прогульщиков", стук в двери и возгласы: "Готовься к прогулке!". Каждый "прогульщик" ведет на прогулку одновременно две камеры, причем дело дежурного - следить (по данным ему спискам), чтобы заключенные по одному и тому же "делу" не вызывались "прогульщиком" одновременно. Шествие: впереди гуськом двое (или трое) заключенных из одной камеры, за ними - "прогульщик", за ним двое (или трое) заключенных из другой камеры. Выходят на внутренний двор тюрьмы.