Тюрьмы и ссылки

В протоколах "Б" я имел возможность самым решительным образом отвергать не факты, а освещение фактов в протоколах "А". Поддерживал ли я "связь" с пятью-шестью бывшими эсерами? Совершенно настолько же, насколько и с десятками бывших меньшевиков, анархистов, кадетов - вплоть до большевиков и до беспартийных, так как знакомых у каждого из нас много. Но называть эту "связь" - "организационной группировкой" столь же бессмысленно, как вечерний чай в кругу семьи и друзей называть нелегальным подпольным собранием. Могут быть и такие "чаи", но ни у меня, ни у моих знакомых никогда их не бывало. "Организационная группировка" по отношению ко мне - бездарно вырезанный фиговый . лист, который никого не обманет. И к чему такая стыдливость? Пролетарская диктатура должна была бы поступать смелее, заявляя открыто: да, сажаю в тюрьмы и ссылаю не только за "организацию группировок", но и за идеологию, за инакомыслие.

Инакомыслия своего я никогда и ни перед кем не скрывал, - не имел основания умалчивать о нем ив протоколах "Б". И как раз третий "протокол" был целиком посвящен этому моему инакомыслию. Кстати сказать: протоколы третий, четвертый и пятый {122} были исключительно протоколами "Б" и не имели своих двойников "А": там, где дело шло об идеологии, а не о мифической "организационной группировке" - перо, чернила и бумага предоставлялись в исключительное мое распоряжение. Первый протокол ("трамплин") наоборот, не имел своего двойника "Б". Наконец, протоколы второй, а также шестой и седьмой (написанные в Москве, о чем ниже) были двойными.

Интересно отметить, что следователи (все те же Бузников и Коган), писавшие шестой и седьмой московские протоколы "А", с таким трудом составляли их, так много вычеркивали и перечеркивали, что, утомившись к концу ночи, просили меня перебелить их начисто. Я это сделал, после чего тут же написал и протокол "Б". Каюсь в своей наивности: лишь потом мне подумалось, что причиной следовательского утомления могло быть желание представить эти написанные моею рукою протоколы "А" - за протоколы "Б", а последние просто бросить в корзину. Но и то сказать - кто мог помешать им и без этого кунстштюка (фокуса) бросить в корзину протоколы "Б"? Их рука - владыка.

Возвращаюсь однако к третьему протоколу, в котором должна была быть обнаружена моя неблагомысленность. Говорить в условиях тюремного сидения о моем "отношении к советской власти" - я отказался еще на первом допросе; но на вопрос, почему с точки зрения моей "идеологии" неприемлемы многие пути и методы современной социальной системы - мог ответить с полной определенностью. Я сделал лишь одну оговорку: я - не политик и никогда им не был, политический жаргон мне совершенно чужд, а потому говорить я буду тем языком, которым вот уж тридцать лет говорю в своей литературной деятельности. И о четырех основных пунктах современной жизни - диктатуре, коллективизации, индустриализации и культурном строительстве - я высказываюсь со своей основной точки зрения, являющейся фундаментом социальной философии Герцена, Чернышевского, {123} Лаврова и Михайловского. Это основное положение - "человек-самоцель", критерий, прилагаемый ко всем практическим вопросам.

Конечные цели коммунизма - бесклассовое общество, уничтожение государства - вполне соответствует норме "человек-самоцель"; методы и пути большевизма для достижения этой цели - резко ей противоречат, а поэтому для меня и неприемлемы.

Диктатура? - Несомненная гибель десятков миллионов для проблематического будущего благоденствия человечества. Коллективизация? - Родная дочь диктатуры. Индустриализация? - Машинофобия настолько же далека от нормы "человек-самоцель", как и машиномания. Но когда в жертву последней приносится человек, когда в жертву национальному богатству приносится народное благосостояние, то индустриализация становится в противоречие с основной нормой. Все дело - в методах и путях для достижения конечной цели. Представьте себе, что с целью увеличить народонаселение страны, государство ввело бы во все большие города дивизии войск и велело бы солдатам изнасиловать всех девушек города. Цель была бы достигнута, но что сказать о пути к ней? Видно не всегда цель оправдывает средства.