«По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете»[445]
.Даже при жизни Льва Николаевича непосредственное восприятие
этого небольшого эпизода многотомной эпопеи, полностью утраченное в наши дни, было доступно для немногих читателей. Помня о существенной разнице между литературным персонажем и его жизненным прототипом, я, однако же, настаиваю на правомерности рассмотрения этого отрывка из романа в историческом контексте времени его создания. Перед нами не только художественное произведение. Перед нами публицистический памфлет, искусно вставленный в раму романа-эпопеи. Толстой-художник сотворил новую реальность, а Толстой-публицист написал памфлет. Саркастические толстовские строки были написаны по горячим следам происходивших событий: в них хорошо различим непосредственный отклик на злободневную жизненную ситуацию весны 1868 года. (В первой завершенной редакции романа «Война и мир», созданной в 1864–1867 годах, нет ни малейшего намека на желание Элен выйти замуж от живого мужа. В 1867–1869 годах Толстой перерабатывал раннюю редакцию и создавал окончательный текст романа.) Злая насмешка Толстого направлена не только против Елены Васильевны Безуховой, язвительная ирония автора отчасти адресована Надежде Сергеевне Акинфовой. Впрочем, авторская позиция была впоследствии существенно скорректирована в романе «Анна Каренина». Уже 24 февраля 1870 года в дневнике графини Софьи Андреевны появилась выразительная запись: «Вчера вечером он мне сказал, что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой, и что как только ему представился этот тип, так все лица и мужские типы, представлявшиеся прежде нашли себе место и сгруппировались вокруг этой женщины»[446]. Это первое упоминание о романе «Анна Каренина», писать который Толстой начал лишь 18 марта 1873 года.Возвращаюсь к прерванному донесению генерала Слезкина, решившего обратить внимание властей на мужа госпожи Акинфовой.
«Рассказывают, что муж ее в кругу знакомых и родных своих, уверяя, что он все делает для расторжения своего брака, готов на все жертвы, чтобы осуществить желание своей жены, прибавив к этому, что если бы исполнение намерений ее стоило ему жизни, то он готов и ею пожертвовать» (Л. 145–145 об.).