Тютчев. Тайный советник и камергер

Камергер Тютчев лишился своего «великолепного золотого панциря» и в течение трех лет жил в Мюнхене в качестве частного человека, искусно избегая вопросов, связанных не только с переменой костюма, но и с изменением своего социального статуса. Действительно, объяснить причину, по которой он лишился дипломатического поста, было довольно мудрено. Александр Иванович Тургенев, до которого дошли толки о причинах отставки поэта, 10 июля 1842 года сделал в дневнике краткую запись: «О Тютчеве: умен, но беспечен, отставлен за оставление Минхена»^[139]. Место действия перепутано: Турин ошибочно назван Мюнхеном, но суть дела передана очень точно. Даже Эрнестину стала беспокоить тютчевская беспечность, она понимала, что надо было положить конец затянувшейся неопределенности. Госпожа Тютчева стала побуждать мужа к возвращению на родину. Федор Иванович стал основательно готовиться к приезду в Петербург. На сей раз он учел всё и продумал свое предстоящее возвращение до мельчайших подробностей. Это был настоящий военный план наступательной операции. Тютчев тщательно спланировал время и место нанесения главного удара, проявив при этом не свойственную для него предусмотрительность. Осенью 1842 года он уже собирался сесть на пароход, чтобы всего лишь через шесть дней причалить в Кронштадте, однако узнал, что предстоящей зимой в столице не будет ни великой княгини Марии Николаевны, ни баронессы Крюденер, — и резко изменил свои планы. Он понимал, что без поддержки этих дам ему в Петербурге делать нечего. Возвращение в Россию было отложено почти на год. Федор Иванович не очень охотно возвращался на родину. Его преследовали грустные мысли. «Ведь я предвижу, что как в Москве, так и в Петербурге мне придется испытать множество тяжелых впечатлений, недоразумений, противоречий… и только путем спокойствия и благоразумия я могу надеяться все это преодолеть, хотя бы липа отчасти…»^[140] Эрнестине с трудом верилось в его спокойствие и благоразумие. Действительно, его положение было противоречиво. Формально коллежский советник Тютчев был уволен из Министерства иностранных дел, однако он своевременно не озаботился тем, чтобы получить на руки аттестат о своей предшествующей службе, а без этого документа нельзя было вновь вернуться на государственную службу. Возникал вопрос о будущей должности. Дипломат мечтал о месте советника посольства. Его чин и положение в свете позволяли ему претендовать на это. Такая должность была настоящей синекурой. Советник посольства получал очень хорошее жалованье, был заметной фигурой в дипломатическом корпусе и… практически не нес никакой персональной ответственности. Мой герой идеально соответствовал этой должности, а она — ему. Проблема была в ином. В то время русские посольства были только в трех европейских столицах: Лондоне, Вене и Париже. Вот почему желаемую должность было «труднее найти, чем получить»^[141]. Свободных вакансий не было.

8 июля 1843 года Тютчев один, без семьи, прибыл в Москву, в которой не был 18 лет. Сладостные минуты встречи с родителями и друзьями были омрачены грустными мыслями об отсутствии служебных перспектив. «Дело в том, что того, что могло бы мне подходить в служебном отношении, я не в праве просить, а все остальное лишь мешало бы мне и не улучшило бы моего положения. С другой стороны, жить здесь, в ожидании чего-то, угодного судьбе, было бы так же бессмысленно, как серьезно рассчитывать на выигрыш в лотерее. При том у меня нет ни средств, ни, главное, охоты увековечиваться здесь в ожидании этого чуда. Итак, я решил не извлекать из моего путешествия в Петербург иной выгоды, кроме попытки упорядочить мою отставку и потом, тотчас же, я буду просить о заграничном паспорте. Но дело в том, что даже для осуществления этой программы, как бы скромна она ни была, у меня нет под рукою необходимых для этого посредников»^[142].