Тютчев. Тайный советник и камергер

На этом благодеяния министра народного просвещения не закончились. Ковалевский обратил внимание на то, что у Тютчева нет ни одного ордена. Действительно, редко кому удавалось дослужиться до столь высокого чина и ухитриться не получить хотя бы самый скромный орден. Причина понятна. Федор Иванович предпочитал денежные награды, и его непосредственные начальники склонны были удовлетворять пожелание подчиненного. Этим Тютчев сильно отличался от подавляющего большинства чиновников, которые не мыслили свою служебную карьеру без получения очередного крестика. У них погоня за крестами и лентами становилась настоящей страстью и нередко принимала болезненные формы. Федор Иванович не без сарказма написал о посланнике в Мюнхене, своем приятеле: «Наш бедный Северин получил ленту Св. Александра Невского, что заставило его сразу же перейти от жалостливого тона к торжествующему, от элегии к дифирамбу…»^[293] Итак, 1 / 13 января 1860 года мой герой получил свой первый орден — крест Св. Владимира 3-й степени. Это была довольно высокая награда, а для не имевшего никаких орденов чиновника — просто совершенно исключительная. Именно такой награды был удостоен Николай Михайлович Карамзин за первые тома «Истории государства Российского» — и это был первый орден государственного историографа. Много воды утекло с тех пор. За истекшие десятилетия социальный престиж многих наград ощутимо понизился, но шейный крест Св. Владимира сохранил свой высокий социальный статус и в качестве первоклассной и завидной награды продолжал цениться как в военной, так и в чиновничьей среде. Это был орден не из последних, и девальвация его не коснулась. Примечательна реакция жены поэта. «Сообщаю тебе, дорогая, что отец твой недавно был награжден самым скромным образом — Владимиром 3-й степени на шею. Приходить в восторг нет причины, и Любимый еще не решился украсить себя этим орденом. Сделал ему этот сюрприз министр Ковалевский, который попросил для него орден. Что до меня, я нахожу, что мне испортили Старика, я предпочитаю его без всяких орденов»^[294]. В те времена орденские знаки изготавливались из благородных металлов, стоили очень дорого, и награжденные приобретали их за свой счет; новопожалованный же кавалер получал только официальное уведомление о награждении, но не сам орден. Федор Иванович решил воздержаться от подобной траты. Во всяком случае, ни на одном из его портретов орденов мы не увидим. Младшая дочь поэта поведала нам конец этой истории с первым орденом. «Рассеянность папа становится все более притчей во языцех, и он утверждает, что это ему выгодно, т. к., постоянно забывая надеть этот несчастный орден, который ему только что нацепили, он может на нее ссылаться. Ты смеялась бы, как сумасшедшая, слушая его причитания; он рассматривает этот крест как немилость»^[295]. Действительный статский советник и камергер Тютчев оскорбился, что его, постоянного собеседника августейших особ, этим изрядным орденом фактически приравняли к заурядному чиновнику.

Ранней весной 1860 года Федор Иванович пережил обострение подагры и был вынужден оставаться дома ровно четыре недели, причем десять дней из них провел в постели. Столь продолжительное пребывание в четырех стенах он рассматривал как настоящее заточение и периодически переживал приступы нетерпения, близкие к ярости. Через месяц он поправился и возобновил привычную светскую жизнь. Влиятельные знакомые позаботились о поэте, и император Александр II согласился предоставить Тютчеву продолжительный заграничный отпуск, разумеется, с сохранением содержания. 8 / 20 мая 1860 года Тютчев проводил Эрнестину Федоровну и дочь Марию в Овстуг, после чего сам отправился в Москву навестить мать. 20 июня / 2 июля Федор Иванович выехал за границу и только 1 декабря возвратился к должности, на полтора месяца просрочив отпуск. В это время Китти Тютчева проходила курс лечения на немецких курортах. Анна умоляла ее издали последить за лечением отца. Оговорка старшей дочери будет понятна, если учесть что Тютчев отправился в путешествие вместе с Лёлей Денисьевой. «Заграничные путешествия Лёля особенно любила, потому что тогда Феодор Иванович был в полном и нераздельном ее обладании, и ее теория о законном с ним браке осуществлялась тогда и на практике»^[296]. А в это время Эрнестина Федоровна, не знавшая, где искать мужа и куда адресовать ему письма, с грустью писала Дарье: «Будь у меня муж, который мог бы жить вдали от света и интересовался бы управлением своих земель, я была бы безмерно счастлива. <…> После 16 сентября у меня не было вестей от папа, а письмо его было от 1 / 13 сентября. Давно пора кончиться всей этой неразберихе и всем нам соединиться»^[297]. Конца этой неразберихе не предвиделось: 11 октября 1860 года в Женеве Елена Александровна родила сына Федора^[298].