Ткач иллюзий

В тот день, когда Камушек решил, что ему исполнилось шестнадцать лет, Белобрысый одновременно признался в своей неудаче и сдался. Мечта мальчика отправиться со своим драконьим приятелем за море стала уже почти навязчивой идеей. С одной стороны, Наблюдатель, что уж тут скрывать, боялся за мальчика, который, как любой подросток, в глубине души считал, что он бессмертный, с другой стороны, Белобрысый вполне отдавал себе отчет, что возможность понаблюдать за драконами на их собственной территории может уже никогда не повториться. А Камушек настаивал…

«Драконы опасны», — твердил Белобрысый чуть не до полного онемения рук.

«Драконы нейтральны», — тут же возражал паренек, и так без конца. В глубине души Камушек очень радовался, что уже слегка подрос и его нельзя отправить в кровать без ужина. Правда, Пожиратель Туч пару раз заметил, что хозяева Драконьего архипелага могут и не слишком гостеприимно встретить человека, есть такой риск… На практике это означало, что Камушка могли тяжело ранить и даже убить и сожрать, если родственники молодого дракона будут как раз в дурном настроении. Пожиратель Туч был умным, дружелюбным и даже обладал чем-то вроде хороших манер, но эти черты не следовало приписывать всему драконьему народу, и паренек прекрасно это понимал. Но искушение оказалось слишком сильным, оно глушило все доводы рассудка в зародыше. К тому же Камушек прекрасно помнил ту карту в доме Говоруна в Ленении и торчащую в ней одинокую булавку с голубой головкой, означавшую некоего отважного мага по имени Соленый. Если он рискнул и выжил, то почему Камушку не удастся проделать то же самое?

В конце концов, измученный упрямством воспитанника Белобрысый вручил ему в день его рождения тяжелый клинок в знак того, что считает его уже достаточно взрослым для опасного заморского путешествия. Нож был чудесным образчиком умелой кузнечной работы. Он был так хорошо сбалансирован, что годился и для метания.

Белобрысый наблюдал за мальчиком, пробовавшим, как укладывается в руке новое оружие. С вишневых деревьев белым дождем облетали крошечные лепестки; озаренные солнцем, опускались они Камушку на темно-каштановые локоны и на плечи, странно противореча зловещему блеску острого клинка, который, казалось, предвещал большие и опасные перемены. У мага стиснуло сердце, память вдруг навеяла ему затуманенный образ мужчины — такого же высокого, с таким же угрюмым и сосредоточенным выражением на лице. Камушек очень напоминал ему своего умершего отца.

— Он настоящий нхеррау… вожак стада, — пробормотал Пожиратель Туч, стоя рядом с Белобрысым и как будто читая в его мыслях. А может, так оно и было на самом деле.

— Верно, он вырос, повзрослел, — ответил Белобрысый со вздохом. — Тут мне его не удержать. Вот только где его стадо, а?

— Вокруг таких, как он, стада сами собираются, — ответил дракон и криво усмехнулся.

* * *

Когда они отправлялись в путь, солнце едва показало свой золотистый лоб над краем горизонта. Капли росы повисли на траве и сияли, как мелкие драгоценные камни на листьях. Паутины, унизанные утренней влагой, напоминали драгоценные ожерелья. Если нечаянно задеть ветку, роса проливалась на голову. Шагалось легко, как будто весь страх перед неизвестным вместе с угрызениями совести остался дома, за порогом, как только Камушек попрощался с названым отцом.

Вместе с Пожирателем Туч они выбрали отдаленный от деревни укромный уголок на самом краю пастбища. Дракону надо было преобразиться, и лучше, чтоб никто посторонний его при этом не видел. Росшие тут высокие кусты боярышника хорошо заслоняли их, а находившееся рядом пастбище было достаточно просторно, чтобы дракон потом смог взлететь.

Пожиратель Туч огляделся по сторонам.

«Поблизости никого нет, — сообщил он. — Ни одного человека. Я чую только стадо коз и каких-то собак. Можно начинать».