ТКС-2 (СИ)

Я глядела на пустое место, хлопая глазами. И вдруг почувствовала осторожное прикосновение чего-то холодного и чужеродного к своему сознанию. Это ощущение было мне уже знакомо — кто-то пытался пробраться в мой мозг.

С перепугу я быстро, чётко, аккуратно — именно так, как учил меня Кайлеан, начала возводить заслон, постепенно вытесняя чужое сознание из своего. Это было непросто, но мне повезло. Если бы некто вломился так, как поступил в своё время Кайлеан Георгиевич, то, думаю, шансов отбиться не было бы никаких. Но проникновение постарались сделать незаметным, и это дало некоторую фору.

Нетрудно было догадаться, кто из оставшихся решился на это безобразие — чёрные глаза впились в меня клещом, а безупречное лицо напряглось от тщетных усилий.

Я выстроила очередной блок, и этим блоком постаралась пнуть непрошенного гостя посильнее.

Получилось более чем удачно.

«Ш-шес-с-сему!» — прошипел, удаляясь, чужой голос в моём мозгу.

«Х-хатшепсут!» — ответила я вдогонку.

Вот и поговорили.

«Дипломатичность и сдержанность»… В общении с членами королевской фамилии мне просто нет равных.

С другой стороны — а чего он?!

Красавец начал меркнуть как изображение на экране, пока не исчез полностью. Но до самого конца он не сводил с меня яростного взгляда. Просто чеширский тип какой-то.

Когда наконец страшные чёрные глаза растаяли в воздухе, я выдохнула с облегчением и робко посмотрела на оставшегося магистра.

Не троньте меня, дяденька магистр, говорила я всем своим видом.

— Всего доброго, Данимира Андреевна, — весело сказал магистр и учтиво поклонился. — Ещё увидимся.

Он бодро прошагал к балконным дверям, распахнул их, и через мгновение огромная чёрная птица неизвестной породы сорвалась с перил и устремилась ввысь, в небо Эрминара.

— И вам счастливого полёта, — пролепетала я.

Потом ринулась к холодильнику, извлекла оттуда огромный бутерброд — как и задумывалось! — с зелёным салатным листиком, с помидоркой, огурчиком, сыром и ветчиной, и впилась в него, на несколько дивных минут позабыв о перипетиях этого дня.

Вечером, когда стемнело, вернулся Кайлеан. Он — как нормальный человек! — вышел из двери лифта с объёмистым бумажным пакетом, который держал за верёвочные ручки. (Кайлеан был чисто выбрит и переодет во что-то чёрное, фэнтезийное. Ему шло, но выглядел он ещё более уставшим и замученным, чем утром.)

Я так обрадовалась, что чуть не бросилась ему на шею, но вместо этого чинно села за стол. Признаться, я немного трусила. Мне предстояло рассказать, как я «хатшепсутнула» его родича.

Кайлеан дошёл до дивана и рухнул на него, уронив пакет на пол. Он как-то весь растёкся по сидению, откинул голову и прикрыл глаза ладонью.

— Я принёс вам одежду. Там немного. Завтра будет остальное. Много.

— Спасибо, Кайлеан Георгиевич. Но, может, сначала надо было примерить? Это я в смысле размера.

— А-а-а… пустяки…

Он вяло махнул другой рукой, и рядом с диваном возникло объёмное изображение в полный рост. Моя копия смотрела прямо перед собой, шевелила пальцами и беззвучно говорила «пока-пока». На мне были ужасные рейтузы, растянутая футболка, всклокоченные волосы стояли копной. Кайлеан крутанул пальцем, изображение медленно закрутилось вокруг своей оси.

— А, — сказала я. — Теперь понятно. И вы этот ужас всем показывали?

Кайлеан ничего не ответил, помолчал, потом спросил сам, по-прежнему не отнимая руки от лица:

— Вы скучали без меня, Данимира Андреевна?

— «Скучала» — не то слово! — искренне сказала я, вспомнив недавний визит. — У нас были гости!

Он застонал.

— Мама!..

— Да, думаю, что это была… э-э-э… ваша матушка. В смысле Её Величество. И ещё она привела с собой одну такую… экстравагантную… Честное слово, эта Луссия очень странно себя вела!

— А-а-а… Лусс… Мамин карманный оракул… — Он выпрямился и взглянул на меня ожившими глазами. — Она что-нибудь сказала?

Я виновато вздохнула.

— Сказала. Из всех эпизодов нашего с вами общения она почему-то выбрала один из самых двусмысленных и озвучила именно его. Мужайтесь, Кайлеан Георгиевич, возможно, ваша репутация пострадала. Надеюсь, слухи об этом не выйдут за пределы королевства, иначе ваши матримониальные планы могут пострадать.

— Что сказала Луссия?

Я согнула руки перед собой, скрючила пальцы, закатила глаза и противным голосом прогнусавила:

— «Ты возлежала на груди сына кесарева» — вот что она сказала. — Я приняла нормальный вид. — Вы не помните, но когда я была кошкой, а вы — сами знаете кем, то я действительно возлежала. Длительно и неоднократно. И вы не были против, вам даже нравилось. Но почему, почему она увидела именно этот момент, который ещё поди объясни окружающим? Почему она не поведала, как я занималась чем-нибудь приличным и полезным, например — «Ты помогала сыну кесареву в библиотеке», «Ты мыла полы в доме, а сын кесарев никогда этого не делал»? На худой конец, почему не «Ты научила сына кесарева стирать хозяйственным мылом»?