Тлеющий огонь

— Я не имею к вашей семье никакого отношения, — возразила она. — Если, конечно… вы не имеете в виду своего племянника. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Ужасная трагедия. — Вытащив из сумки ключ от книжного магазина, Мириам отодвинула его локтем и прошла. — Я являюсь свидетелем, вам это говорили? Ко мне приезжала полиция, задали мне много вопросов, и я на них ответила.

Она повернулась, чтобы посмотреть на Тео, и растянула губы в улыбке.

— А вам бы хотелось, чтобы я поступила иначе? Знаете что, — она полезла в сумочку и вытащила мобильный телефон, — может, мне им позвонить? У меня в телефоне есть номер детектива, который просил сообщить ему, если я что-нибудь вспомню или замечу нечто необычное. Позвонить ему? Сказать, что вы пришли сюда, чтобы встретиться со мной? — Мириам увидела, что по его лицу пробежала тень испуга, отчего вдруг ощутила прилив огромного удовольствия. — Мистер Майерсон?

Так вот, подумала Мириам, каков он, вкус власти.

Вернувшись в тот вечер с работы, Мириам, даже не вымыв руки и не заварив себе чая, достала с полки над камином деревянную шкатулку, в которой хранила разные безделушки, и поставила ее на кухонный стол. Открыв ее, она принялась перебирать содержимое. Это был ритуал, к которому она время от времени прибегала, чтобы успокоить нервы, упорядочить мысли и сосредоточиться на действительно важных для нее вещах.

Она была со странностями и знала это, знала, какой ее видят люди. Окружающие видели в Мириам толстую женщину средних лет, без денег, без мужа, без влияния. Она была чужой, жила в плавучем доме, одевалась в благотворительном магазине и стриглась сама. Одни не замечали ее вовсе, другие считали, что с ней можно не церемониться, поскольку она ничего собой не представляет и не способна себя защитить.

Мириам достала из шкатулки сложенный вчетверо лист бумаги формата А4, развернула его и, разложив перед собой, разгладила. Она снова прочитала то, что было на нем написано, хотя делала это так часто, что практически выучила текст наизусть и могла его процитировать, по крайней мере наиболее оскорбительные его части.