На дне деревянной шкатулки под письмом от адвоката лежал собачий жетон. Мириам не нравилось вспоминать тот эпизод с собакой. Она жалела, что потеряла контроль в момент боли. Жетон она сохранила как напоминание о том, что передача ненависти от одного человека к другому не работает. Не имеет смысла. Она думала о Джереми, о том, как ей хотелось воткнуть нож ему в горло. Иногда она думала и о Майерсоне, представляла, как бьет его по затылку, сталкивает в канал и наблюдает, как он захлебывается грязной водой и тонет. Она думала об этом, но претворить этот план в жизнь у нее не хватало смелости. И вот однажды случилось так, что в магазине ей основательно потрепал нервы грубый покупатель, а на тропинке чуть не сбил велосипедист, обозвавший ее тупой толстой коровой. Она вернулась домой, чувствуя, как давит в груди и в глазах все расплывается. Предвидя приступ панической атаки, она заметила, что на задней палубе баржи какая-то собака роется в пакете с остатками еды, который она забыла утром выбросить в мусорный контейнер. Почти не думая, она схватила собаку, отнесла в каюту, положила в раковину и острым ножом полоснула ей по горлу.
Животное не страдало, убийство было чистым. Не в буквальном смысле, конечно. А в буквальном — все вокруг оказалось залито кровью. Она была повсюду: на ее руках, одежде и на полу; Мириам и не предполагала, что ее может быть так много. Чтобы убрать все это, потребовалась целая вечность. Да и потом ей иногда казалось, что она все еще чувствует запах крови.
Позже той же ночью она положила собаку в мешок, отнесла по тропинке за дом Тео и выбросила там из мешка в воду. Она подумала, что маленькое тельце будет найдено, однако его, должно быть, затянуло в тоннель, а может, по нему прошелся гребной винт чьей-то лодки. Как бы то ни было, Тео никогда не задавался вопросом, кто совершил столь жестокую расправу, он просто не мог понять, куда подевалась собака. Мириам такое положение вещей устраивало даже больше: она со злорадством наблюдала, как Тео ходит взад-вперед по тропинке, зовет собаку по имени и развешивает свои жалкие объявления.
Сунув жетон в карман, Мириам вышла и направилась к дому Майерсона. Если ей и хотелось в чем-то признаться, так это в том постыдном инциденте с собакой, причем признание, конечно же, должен был выслушать не кто-нибудь, а сам Майерсон. Правда, не исключено, что он заявит о ней в полицию, но она почти не сомневалась, что он этого не сделает. Он не захочет признаваться в том, с чего все началось, вдаваться в подробности. Не сможет переступить через свою гордыню.
Убедив себя в этом, она успокоилась и обрела уверенность в правильности своего решения рассказать ему о собаке, поскольку это, как ей казалось, принесет двойную пользу. Во-первых, она накажет Майерсона, а во-вторых, облегчит свое душевное бремя. Итак, она с решительным видом прошла по тропе до ступенек и, поднявшись по ним, свернула на Ноэль-роуд, где резко остановилась.
Он стоял перед входной дверью и украдкой смотрел по сторонам, словно чтобы удостовериться, не видит ли его кто-нибудь. Встретившись взглядом с Мириам, он не мог скрыть удивления, а потом в сопровождении двух полицейских в форме проследовал вниз по тропинке в ожидавшую их машину.
Они уехали. Сердце Мириам бешено колотилось, она не верила своим глазам. Она победила? Неужели справедливость наконец восторжествовала?
Мириам была настолько поражена увиденным, что сначала даже не ощутила восторга. Но затем она пришла в себя, и ее смущение сменилось радостью, на лице расплылась улыбка, и она начала смеяться, прикрыв рот руками. Она смеялась и смеялась, и звук этого смеха казался очень странным даже ей самой.
Отсмеявшись, она заметила, что с другой стороны улицы за ней наблюдает какой-то пожилой мужчина с копной седых волос, сидевший в инвалидной коляске. Он скатился с тротуара и посмотрел по сторонам, словно собираясь перебраться через дорогу. Мириам на мгновение подумала, что он хочет с ней поговорить, но тут подъехало большое такси. Водитель вышел и помог мужчине сесть в машину. Потом такси выехало на дорогу и развернулось.
Когда машина проезжала мимо, Мириам встретилась взглядом с сидевшим в ней мужчиной и почувствовала, как по ее спине побежала холодные мурашки.
34
Все в жизни имеет существенное значение. А комедия — это трагедия плюс время. Разве не так? Сидя в душной комнате перед двумя детективами, Тео с горечью думал, сколько же должно пройти времени, прежде чем случившееся с ним — смерть его ребенка и последовавший распад его брака — станет вызывать улыбку. В конце концов, с тех пор как умер его сын, прошло пятнадцать лет. Разве это не должно быть сейчас хоть немного смешно?
Какая чушь!
Что же до существенного значения всего, то ему было трудно мысленно фиксировать окружающее — все его наблюдения оказывались банальными. Комната была серой, квадратной и пахла офисом, а именно — плохим кофе и новой мебелью. Единственным звуком, который он слышал, был коварный белый шум, на который накладывалось довольно громкое сопение детектива Чалмерс, сидевшей напротив.