- Я не знаю, - я пытаюсь вырваться из отцовских рук. - Папочка, ты делаешь мне больно.
Его глаза расширяются, когда он смотрит на свои руки, как будто он не осознает, что держит ими мои руки.
- Эмми, это очень важно – он ослабляет хватку, - кто сказал тебе сделать это?
Я смотрю на своего друга в углу.
- Я не должна тебе рассказывать.
- Эмбер Роуз Эдвардс – он использует моё полное имя только тогда, когда говорит серьезно. - Ты скажешь мне прямо сейчас или я не позволю тебе кататься на машине вместе со мной. Ты понимаешь?
Я рассержено скрестила руки.
- Отлично. Мой воображаемый друг сказал мне сделать это.
Мой друг свирепо посмотрел на меня, и я испугалась, что он собирается покинуть меня.
Отец ловит мой взгляд, и искра его смерти всплывает через его прикосновения – и
- Эмми, ты должна игнорировать его, хорошо? – говорит он, взгляд его серых глаз смягчается. - Ты не можешь иметь воображаемых друзей – люди подумают, что ты сумасшедшая. И мы не можем позволить им так думать.
- Но я не хочу, чтобы он уходил.
- Ну, он должен. Время ему уходить. Ты понимаешь? Никаких воображаемых друзей. Никогда.
- Прекрасно… уходи, друг, - слезы стоят в уголках глаз, пока мой друг растворяется в воздухе. - Это не справедливо.
- Жизнь не справедлива, - говорит отец, помогая мне слезть с багажника, - чем раньше ты поймешь это, тем легче будет жизнь.
Я возвращаюсь обратно к банке и начинаю убирать беспорядок, собирая монеты и винты в неё.
- И, Эмми, - отец снова залезает под машину – если он когда-нибудь вернется, ты должна сказать ему, чтобы он убирался.
- Хорошо, - хмурюсь я, бросая пенни в банку. Пока отец под машиной, я рискую взглянуть в пустой угол, тайно надеясь, что мой друг вернется. Но он не возвращается, и мое сердце болит. Он единственный человек, которого я встречала, кто понимает смерть так, как понимаю я.
Глава 1
Луна яркая сегодня ночью, ей остается немного, чтобы быть полной. Сухие листья падают с дуба, а воздух четко пахнет осенью. Надгробия покрывают землю, и легкий туман застилает хрустящую траву. Я прислоняюсь к стволу дерева с открытым блокнотом и ручкой в руках, строчу слова, которые важны для меня.
Я убираю кончик пера со страницы и перечитаю слова. Я звучу одержимой смертью, как Эдгар Аллан По или Эмили Дикинсон, но смерть — это огромная часть меня. С обычным прикосновением я узнаю, когда кто-то умрет. И будет ли им больно. Будет ли их жизнь украдена.
Я кладу блокнот на траву и сую ручку в корешок. Натягиваю капюшон поверх головы, скрещиваю руки и пялюсь на заброшенную улицу. Один из уличных фонарей мерцает, и собака лает за передними воротами дома из красного кирпича. Я гляжу на свои часы. Уже
Я вероятно единственная сумасшедшая настолько, чтобы гулять вокруг с такими мыслями.
Ветер воет, поднимает кучу пыли. Я опускаю подбородок ниже, пробираясь сквозь пыль к передним воротам, пока пряди черных волос закрывают мое бледное лицо и серые глаза, и липнут к моим пухлым губам. Моя обувь цепляется за угол могилы, и я падаю лицом в траву. Блокнот вылетает у меня из рук, и моя голова ударяется об угол надгробия.
- Оу, - бормочу я, схватившись за голову, и размазываю грязь по щеке. Мой взгляд путешествует вверх по застывшей фигуре в капюшоне с опущенной вниз головой и косой в руке.