Тьма

Дребезжащий звонок саданул прямо по голове, и десятиклассники принялись сонно рассаживаться за партами, вытряхивать из сумок книги, соображая, не завалялся ли где-нибудь в рюкзаке учебник по русскому языку. Будто отступала приливная волна, обнажая песок и острые ракушки: шепотки и шорохи становились все тише, кто-то все еще хихикал над пошлой шуткой, кто-то зевал и щурился, готовый упасть на сложенные руки и забыться богатырским сном.

Чашечка встала, опираясь ладонями о столешницу, и бормочущие десятиклассники, едва заметившие ее осунувшееся лицо, настороженно примолкали. Что-то должно было случиться.

Мишка, сидящая в одиночестве за последней партой, вновь ощутила то самое нехорошее предчувствие, что шагало за ней след в след по заснеженным улицам ранним утром. Девушке вспомнился черный куль, лежащий под балконами в сугробе, и она с запоздалым, едва проклевывающимся раскаянием поняла, что ему, быть может, нужна была помощь.

– Класс, пожалуйста, тише, – негромко сказала Чашечка, распахивая журнал и перелистывая желтоватые страницы, только бы не смотреть ребятам в глаза. – Я должна сказать вам кое-что очень важное.

– Уроков не будет, потому что школу закрывают? – выкрикнул долговязый Максим, и его сразу же поддержали вымученным хихиканьем. Мишка, крутящая в пальцах обгрызенную ручку, увидела, как с полуулыбкой к Максиму повернулась кукольная Вера, и почему-то от этого по спине у девушки поползли неприятные мурашки.

Малёк все еще терзал торчащие из свитера нитки. Рыжеволосая Ника торопливо дописывала домашнюю работу, прикусывая от усердия ярко-фиолетовую ручку. Невзрачный и полный Славик, сидящий рядом с Верой, не двигался, окаменев, только на его рубашке сзади проступали кривые пятна пота. Витька, вечно парящий где-то в собственном мире, до сих пор не вытащил наушники, покачиваясь в такт музыке, которую Чашечка называла наркоманской. Черно-рыже-желтая Аглая улыбалась и все глядела в низкий потолок.

Все вели себя по-разному.

Потому что и были они совершенно разными. Параллельные прямые, которые никогда не пересекутся. Несмотря на нетвердую тройку по математике и весьма поверхностное знание таблицы умножения, это правило Мишка помнила наизусть.

Это ведь они – параллельные прямые. Бегут в стороне друг от друга, обреченные никогда и не встретиться. Только бы умчаться как можно дальше и похоронить все воспоминания, все эти ненужные десять лет.

– Ребята, – тихонько выдавила Чашечка, собравшись с силами, и вскинула на детей покрасневшие глаза. В них мутноватой пленкой застыли слезы. Класс окаменел: как бы они ни доводили свою учительницу до белого каления, как бы ни срывали уроки и ни писали экзамены на двойки, ни попадали в полицию и ни избивали молчаливого Малька, Чашечка, Екатерина Витальевна Чашкина, всегда держала себя в руках.

И вот они, слезы. В груди у Мишки разом стало пусто, словно бы вся ее привычная жизнь повисла на волоске, зависящая сейчас лишь от этой мутной пленки Чашечкиных слез.

– Ребята, – повторила учительница и набрала полные легкие воздуха. – Беда. Большая беда случилась. Наш с вами друг, Лешка Шмальников… Его больше нет.

В классе воцарилась настолько плотная и осязаемая тишина, что стало слышно, как гудят над головой лампы, как за окном валит стеной снег, как в соседнем классе громовой голос Рынды взывает к совести очередного троечника.

– Как это нет? – недоверчиво спросила Вера, скрещивая на груди ухоженные руки.

– Это тяжело, я понимаю, – выдохнула Чашечка. – Главное, что мы вместе. Я с вами, хорошо? Я всегда готова помочь. Мы Лешку никогда не забудем, никогда, но все это…

– Что с ним случилось? – сипло спросил бесформенный Славик.

– Я… Мы не знаем. Предполагают, что его убили, но это… Господи. Я не могу вам этого сказать. Все объяснят, только чуть позже… Давайте помолчим в память о нем, а? Вспомним, что было хорошего, каким мы запомним нашего Лешку…

Голос ее прозвучал так жалко и плаксиво, что, кажется, даже сама Чашечка почувствовала это кожей.

Класс молчал. Они тщетно пытались вспомнить хоть что-нибудь хорошее о Лехе, который в один миг перестал быть обыкновенным раздолбаем и превратился в мертвого человека. Мертвого.

Мишка, нацепившая на нос круглые очки и вглядывающаяся в каждую морщинку на лице учительницы, одна-единственная задалась верным вопросом. Если Леху убили, то почему нельзя рассказать, что же именно с ним случилось?..

Мишкины руки лизнул стылый сквозняк. И в ту же секунду оглушительно заревела Ника, разрывая пароходным воем тишину, пробивая молчаливую плотину десятого класса.

Все только начиналось.

Глава 2 Клевер и апельсины

А потом все завертелось, словно в карусели, и никто не мог понять, что происходит. Может, это просто чудовищный сон, идиотский розыгрыш и что, да почему, да как… Нике все казалось липким кошмаром, и она пару раз сильно ущипнула себя за руку, оставив на бледной коже лиловые кровоподтеки. Боль вспыхивала в руках, разливалась по венам, но мир ничуть не хотел меняться, как бы сильно этого ни хотела Ника.