Тьма египетская

   — Где же твой папирус? — Он решил, что это явился новый писец вместо Пианхи. Человек упал на колени и что-то забормотал себе под нос. Видом своим он отнюдь не походил ни на писца, ни вообще на служителя, занимающего значительный пост в храмовой иерархии, а только таким подобало и разрешалось так близко приближаться к верховному жрецу с известиями. Это был кто-то из простой привратной челяди или кухонной прислуги. Что происходит в доме Амона?!

Са-Ра пришлось наклониться к ничтожному, чтобы разобрать его речь. Услышанное так потрясло его, что он с трудом разогнулся.

   — Что ещё?!

Голос верховного жреца был страшен. Са-Ра молчал, его выпученные глаза едва заметно отсвечивали в храмовом сумраке. Он не смел предъявить своему господину слова, только что поднятые с пола. Понятно, почему никто из младших жрецов не решился явиться перед Аменемхетом с этим сообщением. Удалось заставить только этого полувменяемого, да и то под угрозой сотни палок на его спину. И он приказанное исполнил. Пролепетал, лёжа щекой на прохладном камне, что номархи Камос и Яхмос вместе с войском стоят у южных ворот храма и требуют, чтобы верховный жрец впустил их.

   — Где же гиксосы? — поинтересовался Аменемхет. На мгновение его тонущее сознание вцепилось в эту щепку.

   — Отошли без боя.

   — Уже второй раз!

Са-Ра преданно смотрел на господина. Взгляд его говорил — прикажи, и я один выйду против этого войска и разметаю его.

Аменемхет медленно поворачивался вокруг своей оси, словно окидывая мыслью вновь и вновь обновляющуюся картину событий:

   — Передай, что я впущу их. Но не с войском, как они хотят, а с ближней лишь охраной. И не прямо сейчас, а после богослужения.

   — Сколько оно займёт? — спросил Са-Ра.

   — Только он, бог таинственный, знает, когда он даст ответ на почтительное вопрошание, что будет к нему обращено.

   — Нет, — остановил тронувшегося с места Са-Ра Аменемхет, — скажи, что служба уже идёт, и я на коленях пред наосом и вот-вот должен увидеть статую. Они на площади перед воротами?

Лежащий, несмотря на своё слишком уж неловкое положение, закивал:

   — Да, на площади, на площади.

   — Пусть ждут. Пусть возводят походный шатёр и прикажут солдатам искать тень.

   — А если они не захотят ждать? — спросил Са-Ра.

   — Войти силой они не посмеют. Или тогда ничего уже не имеет значения, и мир рухнул, и нам нет места ни здесь, ни в вечной жизни.

Гигант сделал несколько шагов к выходу, но был снова остановлен:

   — Нет, ты к ним не пойдёшь. Пошли пророка Нутеру. Воины «Летящих стрел» знают его. А ты доставь мне Мегилу, мне нужен Мегила!

46

Осёл, запряжённый в повозку с огородной зеленью, задумчиво цокая маленькими копытами, тащился вдоль раскалённой длинной улицы, что шла почти параллельно руслу реки в сторону отлично различимых на фоне белого неба посверкивающих полированными гранями пилонов храма Амона-Ра. Унылый, запылённый погонщик бесшумно следовал вслед за повозкой, умудряясь, кажется, спать на ходу. Обычно в эту пору суток и эта улица, и все прочие в благословенном городе Фивы пусты, жара загоняет всех под крышу, и даже ослу не пристало трудиться под таким разбойным солнцем. Но в этот день в городе всё было не как всегда. С самого утра промчались к храму, сотрясая городской покой стуком копыт, гиксосские сотни. Такое бурное перемещение случалось последний раз семь или восемь разливов тому назад. Власть Авариса показывала себя лишь в небольших патрулях, удваеваемых в честь праздника.

Весть о конных перемещениях вскипятила город. Люди замелькали, люди засуетились, кто-то кинулся с подношениями в храмы, кто с ключами к тайникам, чтоб перепрятать припасённое. Очень деловой вид приобрели собаки и сделались дополнительно опасливы негры, их теперь нельзя было увидеть шляющимися у пристаней и на площадях, они попрятались по хозяйским домам. Закрылись все лавки, торгующие долговременными товарами: глиняной и каменной посудой, драгоценностями, дорогими одеждами. И наоборот, стали сбрасывать цену и жалобно зазывать покупателей пирожники, мясники и торговцы пивом.