Тьма египетская

Чуда не произошло. Они не остановились перед ним, не опустили руки. Сотнями когтистых пальцев впились в кожу, в глаза, первым разорвали рот, после он был подброшен вверх, разбрызгивая кровь во все стороны, и так несколько раз взлетал и падал, как на каких-то качелях, разбрасывая по сторонам куски своей плоти.

85

Себда обнажил свои чресла. Напряжённый, узловатый уд хищно, по-змеиному раздвоено торчал из куска чёрной пемзы, которой казались волосы корабельщика в месте его срама. Выпрямиться полностью в низком трюме он не мог, согнулся вперёд и расставил свои широченные ладони, как бы удерживая ими некое равновесие. Красное, переливающееся воспалёнными отсветами лицо как бы ослепло — глаза залило масло вожделения и оно было омерзительнее всего остального.

   — Сегодня Аварис заплатит мне за всё.

Мериптах дёрнулся, как опрокинутая на спину ящерица, дико взвыв от боли, и был перевернут ею же на живот. Себда по-совиному ухнул, ему как раз это и было нужно. Он снял с шеи амулет, разъял его и освободил маленький треугольный ножик из обсидиана. Мериптах заёрзал на животе, но это было невозможно продолжать долго, чешуя грызла лицо.

   — Вот так, — сказал хозяин душного трюма и разрезал путы на ногах мальчика. — Сегодня Аварис заплатит мне за всё.

Что там происходит сзади, Мериптах не мог ни видеть, ни чувствовать. Ноги затекли, и если что и ощущалось, так это боль от мелких колотых ранок.

Себда тяжело, сдавленно, одним только носом дышал, гоняя туда-сюда пламя задыхающегося светильника.

   — Гг-а, — раздалось сзади. Это он не выдержал и развалил свою пасть, выпуская чуть ли не до пола длинную каплю слюны.

   — Поднимись. Да подними ты свой драгоценный зад! Не хочешь? Ещё бы ты хотел. Но я знаю, что делать. Я запихну тебе этот тюк под живот.

   — Зачем?

Себда туго ударился головой в крышу трюма и резко крутнулся на месте.

   — Ты кто?!

Мериптах изо всех сил вывернул голову, чтобы рассмотреть, что там происходит у него за спиной.

Себда заревел и бросился в дальний конец трюма со своим каменным ножом. Два тела сцепились там сзади, валяясь от борта до борта. Светильник охотно потух. Мериптах перевернулся на спину, благо теперь ноги были свободны. В дальнем конце трюма возилась двухрипящая тень. Довольно долго, можно было бы сосчитать по вавилонскому счету до шестидесяти. Наконец осталось там всего одно сипение, и оно успокаивалось. Наконец спросило:

   — Ты Мериптах?

   — Да.

Темнота поблагодарила небеса.

   — Сейчас я зажгу светильник.

Это отняло много времени. Мериптах, пользуясь тем, что пока темно, пытался с помощью исколотых, неслушающихся ног избавиться от пут на руках.

   — Не торопись, Мериптах, сейчас я тебе помогу.

Наконец кресало дало достаточно сильную искру и трюм осветился.

Бывший его хозяин лежал кучей голого мяса между тюками в луже своей крови. Победитель-спаситель стоял над ним, упираясь одной рукой в крышу трюма, другой придерживая себя за живот. Лицо его было мертвенно бледно, чем он был так сильно похож на Мегилу, что мальчик вздрогнул. Спаситель был ранен.

   — Я всё-таки тебя нашёл, — прошептал он и качнулся. Ему было плохо, сквозь прижатые к животу пальцы проступила кровь.

Мериптах боком-боком, цепляясь спиною за стену низкого трюма, двинулся к выходу. Спаситель закрыл от слабости глаза, и мальчик воспользовался моментом, чтобы проскользнуть мимо него.

   — Куда ты? — последовал вслед за ним обиженно-насмешливый шёпот.

Но Мериптах не стал его слушать и как-то сразу даже забыл о раненом, оказавшись снаружи. Это было легко объяснимо — мир внешний был слишком не похож на кошмар трюма. Прежде всего воздухом, который своей чистотой и свободным щедрым количеством сбивал с ног и ослеплял. Кое-как овладев своими затёкшими ногами, Мериптах присел — пристроился спиной к бронзовому причальному колу и довольно быстро перепилил о его зазубренный край ненавистную верёвку. С трудом и стоном вывел руки из-за спины и на мгновение потерял сознание. И только после этого осмотрелся.

Ещё стояла ночь, но со всеми мельчайшими признаками приближающегося рассвета. Но это было лишь самое первое и не самое главное, что можно было сказать об этой ночи. Сплющенные в трюме чувства мальчика теперь, внезапно расправившись, оказались способны воспринять эту ночь целиком, даже в её невидимых моментах. Стало понятно, что она со всех сторон окружена непонятной тревогой, она уязвлена и возмущена по краям и что надо ждать уже неизбежных каких-то, уже почти обрушившихся неприятностей. Хотя тут, на набережной, стояла тишина. Лодки покорно мокли, через каждые сто шагов горели выносные светильники портовой стражи. Всё было, как в тот глухой вечер, когда он попал в руки Себды, пробегая кратчайшим путём к вожделенному весь этот длинный-длинный месяц месту.

Что же, теперь ноги, кажется, возвращают себе способность двигаться. И можно докончить то, что было начато.

Или вернуться в дом Апопа?

Сзади послышалось шумное, несчастное дыхание. Раненый спаситель показался из люка:

   — Мериптах, подожди!

Мериптах вскочил.

   — Если ты... то я закричу, тут повсюду, хоть и не видно, стражники.