Тьма Египетская

— Ну, и вы чуть было не помешали всему этому. Ведь я же не рассчитывал найти вас у себя чуть не в три часа ночи! Ну и подумайте, как было бы красиво, если бы вдруг она застала здесь вас… среди ночи! В хорошем свете, нечего сказать, оба мы предстали бы пред ней!

— Вы должны были тотчас же предупредить меня, — заметила Ольга.

— Да когда же, подумайте! И до того ли мне было, когда вы сразу огорошили меня таким сюрпризом, да и наконец, повторяю, я не имел тогда права выдавать чужую тайну, и не показалось ли бы вам все это слишком невероятным, если даже и теперь-то вы едва верите?

— Хорошо, но где же вы до сих пор пропадали и к чему было запирать меня на замок таким предательским образом? — все еще раздраженно и подозрительно спросила девушка.

— К тому, что не запри я вас, вы, с вашей взбалмошной натурой и с этой ревностью бесшабашной, наверное выбежали бы вслед за нами и наделали бы только величайших скандалов и ей, и мне, и себе… Что же мне оставалось, коли вы добром не уходите?! Я рассчитывал вернуться вскоре, но вмёсто того в монастыре, да у архиерея задержали. Теперь, слава Богу, она уже принята.

Это открытие относительно Тамары, когда наконец Ольга вполне поверила словам Каржоля, так поразило ее, что несколько времени она не могла сказать ни слова и только во все глаза глядела на графа.

— Ну и скажите же, милая Ольга, — заговорил он после некоторого молчания. — Убеждаетесь ли вы хоть теперь-то, что все это дело гораздо проще и честнее, чем вам вообразилось?

— Боже мой! — схватилась она за голову. — Каких же я глупостей наделала!..

— Да, и преогромных, к сожалению, — несколько менторским тоном заметил граф, — но… вините свою собственную взбалмошность. Мне же более всего прискорбно, что теперь я убедился, насколько мало вы в меня верите. Печальное убеждение, Ольга, для будущей супружеской жизни, — прибавил он со вздохом.

— Да, но… вот что однако, — заговорила она в раздумье, как бы соображая нечто, — все это хорошо, но… с какой стати Тамара с этим делом обратилась к вам? Почему к вам именно.

— А уж это вы ее спросите, — с легкой усмешкой пожал Каржоль плечами. — Это уж ее дело… Но полагаю потому, вероятно, что я более других внушал ей доверие.

— Да, но что же вы за миссионер такой? Откуда вдруг этакое рвение к религии в вас-то, в воас?! Подумайте, ведь это курам на смех!

— Что ж вас так удивляет? — невольно усмехнулся Каржоль (внутренне ему и самому, в самом деле, сделалось очень смешно). — Mais non, dites serieusement, отчего бы и не помочь человеку, коли уж у него такое искреннее рвение, как вы сказали? Да тут и всякий на моем месте помог бы просто из гуманности и… наконец, как русский человек, коли хотите. В этом крае оно даже и политически кстати. Ведь я же русский: как вы полагаете? Но это в сторону, — небрежно махнул он рукой. — Меня заботит совсем другое, гораздо более важное для нас с вами.

— То есть что ж именно? — спросила Ольга.

— А то, что творит теперь дома ваш батюшка и чем объясните вы ему свое странное отсутствие.

Ольга несколько насупилась, но ненадолго. Через минуту ее чувственно крупные, всегда полуоткрытые губы, позволявшие видеть ряд жемчужно-белых зубов, опять сложились в спокойно-самоуверенную и даже беспечную улыбку, которая необыкновенно шла к ее капризно-красивому, мило-неправильному лицу и вообще ко всей ладно сложенной, довольно крупной и развитой фигуре.

— Что же, — подняв брови, мотнула она головой, — так и скажу, что была у вас, и всем скажу то же.

— Однако?

Каржоль в недоумении от ее слов даже несколько смутился.

— Разумеется, — подтвердила Ольга, другого ничего не остается и тем более, что эти жиды меня видели.

— Но ведь тогда весь город заорет, что ты моя любовница.

— А пусть его орет на здоровье!

— Ну, нет, мой друг! Je vous demande pardon!.. Разве для тебя это так безразлично?

— Как сказать тебе? И да, и нет. Но разве нельзя найти приличного объяснения?

— «Приличного объяснения?!» — возразил граф, недоумевая. — Объяснения такому невероятному факту, что в девять часов утра целый жидовский кагал находит тебя в квартире холостого человека, которого, вдобавок, и дома-то сначала не оказалось.

— Вот это-то и хорошо, что не оказалось. Оно и кстати.

— Pardon chere, но я тебя решительно не понимаю. Ведь жиды видели, что ты была заперта на ключ; ты при них ломилась в дверь и кричала благим матом: отворите! Ты сама, наконец, сказала им, что была здесь ночью, слышала женский голос… Стало быть, весь город будет знать, что ты именно ночью была у меня!

— Да, именно ночью. Что ж из того? Скажу, что причиной всему та же Тамара, если только вы не лжете мне, что это была она.

— Нет, Ольга, видит Бог, я не лгу, действительно она, — искренно подтвердил граф. — Но, грешный человек, чем дальше, тем все меньше начинаю я понимать тебя. Или уж от всей этой передряги да от бессонной ночи мой мозг устал наконец работать, я не знаю, но только объясни, Бога ради, какими судьбами ты находишь возможным приплести сюда еще и эту бедную евреечку?