Тьма Египетская

— О, как же!.. Mon Simon «так губернаторша обыкновенно называла своего супруга» давеча за завтраком рассказал мне целую историю. Figurez vous, часов около десяти утра, еще к поздней обедне звонить не начинали, как у монастырских ворот собралась откуда-то целая толпа de jeunes juifs, deleves et d’ оборванцы, и настойчиво стала требовать, чтобы их допустили к игуменье.

Привратник им, конечно, отказал, и так как ворота были заперты, то они принялись разносить их, ломиться силою; но это не удалось — ворота оказались достаточно крепки. Тогда они стали кидать в них грязью и камнями, — horreur! — это в святые-то лики, aux saintes images, qui se trouvent lа!.. Каково!?.. А затем камни полетели через стену во двор и одним из них чуть было нe зашибло какую-то старушку-монахиню. Ну, словом, on a bloque et bombarde le couvent, формальным образом, в продолжение чуть не целого часа, пока не явилась наконец полиция. Пришлось собрать целую дюжину полицейских, чтоб разгонять их.

— Ну, и что ж, захватили кого-нибудь из негодяев? — спросил Каржоль с видом будто бы негодования.

— Представьте, никого, — все разбежались.

— Это ужасно… Но, по крайней мере, заметили кого-нибудь в лицо?

— Н… не знаю, может быть. Моn Simon нe говорил мне. Он сам ничего не знал, пока не приехал к нему полицмейстер. Ну, тогда, конечно, Simon распорядился а lа minute поставить к обоим воротам полицейские посты, pour la defense, и с тех пор, слава Богу, эти безобразия не повторились более. Но каковы евреи!., а?.. Et voila её quon appele une «угнетенная нация»… Как вам это понравится?!

— Возмутительно! — пожал плечами Каржоль, уверенный, что к монастырю направились именно тe самые жидки, которые осаждали и его квартиру. — Надо бы coute que coute, открыть и арестовать зачинщиков. Вы бы настояли на этом, право, — заботливо посоветовал он. — Это необходимо. Ведь подумайте, после этого и нам, да и никому не безопасно выходить на улицу… Что ж это за безобразие!

«Хорошо, что я в карете!» подумалось ему кстати.

В это время пробило пять часов — урочная пора, когда у губернаторши прекращался eе прием — и поднявшиеся гости стали откланиваться.

— Ну что, как дома? — вполголоса спросил Каржоль Ольгу, по выходе из гостиной.

— Ничего, все уладила, — назаметно обронила она ему мимоходом и проскользнула вперед, к акцизной и контрольной дамам.

Каржоль считал, что для обеспечения Тамары сделано им пока все, что надо, и потому с более легким сердцем отправился домой, забившись в глубь своей кареты. Ему нe хотелось, чтоб его замечали нe столько евреи, сколько просто знакомые. Вообще, лучше бы было, если бы о нем теперь поменьше говорили.

XV. СКРУТИЛИ!

К пяти часам пополудни, оба «ходатая», рабби Ионафан и рабби Абрам, сошлись уже в нотариальной конторе у шамеш-гакагала. К этому сроку все долговые обязательства графа Каржоля были уже собраны. Ни единый человек не дерзнул ослушаться или замедлиться в исполнении постановления катального Совета, — и шамеш оформил переход этих документов в единовладение Бендавида надлежащим нотариальным актом, с которого его помощник спешно снимал теперь копию для ходатаев. Полчаса спустя по их прибытии, копия была готова, тут же засвидетельствована нотариусом и вручена рабби Ионафану, вместе с доверенностью от имени Бендавида. После этого оба ходатая немедленно же отправились к Каржолю.

Граф незадолго до этого вернулся от губернаторши и теперь чувствовал себя много спокойнее, чем два часа назад, потому что, с одной стороны, Ольга, по-видимому, не только не провралась, но еще заслужила одобрение и благоволение губернаторши, а с другой — возвратившийся из монастыря человек доложил, что поручение его сиятельства исполнено в точности, письмо отдано келейнице Наталье им самим, из рук в руки, и она обещала сейчас же передать его кому следует, пускай-де граф не сумлеваются, все, мол, будет сделано в аккурате, и напредки милости просим.

Чувствуя себя довольно благополучно, Каржоль намеревался уже отправиться в клуб обедать, когда все тот же человек доложил ему о приходе Абрама Блудштейна с товарищем.