Тьма и пламя. На бескрайней земле

Не нужно никаких слов! Он не хотел сейчас ни о чем говорить, а желал лишь прижаться к ней, вдохнуть запах ее волос, прикоснуться к ее стройному телу. И Эли уловила его желание, приближаясь к нему тихо, почти беззвучно.

Мэйт принял ее в свои объятия, чувствуя, что слабеет и пьянеет. Но это была божественно приятная слабость. Принцесса встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, и прижалась к нему крепко-крепко, словно в последний раз. По его телу покатилась волна возбуждения.

Теплые и нежные ладони принцессы ласкали его шею и щеки, а мэйт сжимал ее бедра. Потом он глубоко вдохнул, ныряя в океан запаха ромашки и любви. А Эли продолжала целовать его, не прерываясь ни на миг.

— Послушай, я… — начал мэйт, но принцесса приложила палец к его губам.

Габриэль замолчал, а Эли сбросила ночную рубашку. Взяла его за руку и, горячая и обнаженная, потянула к постели. Он, глядя на ее голое желанное тело, был не в силах сопротивляться. Он был слишком пьян от счастья, чтобы сопротивляться.

Они опустились на кровать. Он хотел прижаться к ней, взять ее прямо сейчас, торопливо снимая одежду. Но, когда он уже был нагим, Эли вдруг опрокинула его на спину и прижала его руки к кровати…

Ему показалось, что он качается на легких морских волнах, а над ним простирается ясное голубое небо. Тревоги и сомнения, тяготившие сердце, исчезали в бездне сладострастия. И ему не хотелось покидать этот чудесный океан… Ему хотелось видеть над головой чистое небо и ее счастливое лицо, касаться ее горячей кожи, вдыхать дурманящий запах ее волос…

Принцесса поцеловала его в губы и легла лицом к нему, на бок, опустив ладонь на бедро.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Думаю, какая же ты красивая. И что изгибами твоего тела можно любоваться вечность. — Он грустно улыбнулся. — А еще думаю о том, что боги не подарили этому миру заклинание, способное в один миг перемещать людей куда бы они ни пожелали.

— И куда бы ты хотел меня переместить?

— Подальше отсюда. На острова.

— Ты что — хочешь меня убить? — усмехнулась Эли. — Как же твоя магическая защита? Не забыл, ведь я — бездарь?

— На Безымянном острове ее нет, иначе мы с вами не могли бы вести торговлю.

— Расскажи мне о нем.

— Тебе он вряд ли понравится.

— Почему?

— Потому что, по сути, это большой и шумный рынок на ма-а-аленьком клочке земли. Настолько маленьком, что все торговцы даже не помещаются. И многие торгуют на воде возле острова. Там нет ни дворцов, ни крепостей, ни садов, ни лесов. Ничего, кроме галдящей толпы народа. Корабли приходят и уходят. Туда-сюда. Туда-сюда. — Мэйт поводил пальцем вокруг ее сосочка. Потом вздохнул. — Но ты права: магическая защита все осложняет. — Он сделался серьезным. — Скажи, а если бы ее не было, ты бы отправилась со мной на острова? Вместе с Янтарем, разумеется.

— Думаю, мой отец многое мне позволит, после того как я верну ему сына, — намекнула она, улыбаясь.

— Я знаю, что ты не любишь Смулау. А как ты относишься к Бессарии?

— Янтарю там было бы хорошо, — задумчиво ответила принцесса. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что перед тобой, возможно, будущий бессарийский король.

Эли не мигая уставилась на мэйта. Замерла, обдумывая сказанное.

— Но… — Она не находила слов.

— Джевехард — ключник Бессарии, — пояснил Габриэль, чувствуя, как подрагивает собственный голос. — Он смертельно болен и хочет, чтобы я стал его преемником.

— Но разве тебе не нужно возвращаться на острова?.. — не понимала принцесса.

— Я собираюсь отречься от трона, — на одном дыхании произнес мэйт.

— Ради меня?! — испуганно спросила принцесса. — Я не хочу, чтобы ты…

— А я хочу. Ради тебя. Ради себя. Ради нас.

Глава 30

Пробуждение было жутким. Что-то звякнуло, кто-то вскрикнул. Мэйта вынесло из глубокого сна душераздирающим кошачьим визгом. И бросило в предрассветные сумерки реальности. Габриэль вскочил с кровати и, ничего не соображая, толкаемый вперед лишь инстинктами, метнулся к незнакомцу, который пытался стряхнуть с себя взбесившегося гарга.

Принцесса тоже очнулась, и они вместе налетели на незваного гостя, сбивая его с ног. Прижимая к полу, заламывая руки. Разъяренный Изгой опустился на пол, шипя и скалясь; кровь капала с его клыков, краснела на морде и когтях. Подняв раненую лапу и волоча крылья, он добрался до угла и лег на рюкзак, где принялся зализывать раны.

Мэйт с благодарностью смотрел на зверька-спасителя и еще круче заломил чужие руки, и еще жестче придавил коленями стонущего, извивающегося на брюхе чужака.

В коридоре захлопали двери, послышался топот и бессарийские крики. Первым, как ни странно, в комнату ворвался Гром. И Эли сразу вскинула на него хаппу.

— Стой, это друг! — едва успел предостеречь ее мэйт.

Вид у Грома был совершенно разбойничий. На ногах он стоял крепко, но отеки с помятого лица еще не сошли; клок порванной алой рубахи болтался на плече длинным языком.

— Друг? — переспросила Эли, не опуская жезла-гарпуна.

— Гром. Он тоже с островов. Нашел его вчера, пока вы были в купальне.