Тьма и пламя. На бескрайней земле

Страх сменился волнением. Лоис двинулась к кровати, села рядом с Габриэлем, взяла его ладонь в свои и попытался ее поцеловать. Мэйт выдернул руку и ошарашенно спросил:

— Что ты делаешь?!

— Расскажи мне о нем? Прошу тебя!

— Если обещаешь больше не целовать мне руки, — улыбнулся мэйт.

Лоис быстро и коротко закивала, положив правую ладонь на колено и придавив ее левой ладонью. Глаза женщины сияли ярче волшебного фонаря и смотрели на Габриэля, как на божество. Радость, давно забытое чувство, опутанное страданием и унижением, нашла выход, меняя, оживляя Лоис лучше всякого волшебства.

И Габриэль, подумав о магии слова, о том, что порой оно сильнее заклинания, начал рассказывать, стараясь огибать острые углы. Мэйт рассказал про то, кто он и откуда. И как попал на злополучный корабль. И как встретился на берегу с Итаном, который принял его за утоплю. И как бился со сверами, спасая мальчишку. И как чувствовал себя бесполезным, принимая грибы, листья кислицы и стебли веллиса из рук Итана. И как вместе с ним нашел дорогих щенков. И как по просьбе сына охотника прыгнул в вихрь, созданный Готтилфом. И как едва не погиб, пытаясь разрушить колдовство.

Лоис, помолодевшая, казалось, лет на десять, сидела и слушала, роняя слезы радости и печали на порозовевшие щеки. Она то вздыхала, то замолкала, словно боялась не расслышать следующее слово, то качала головой. Лицо женщины то светлело, то мрачнело, будто Лоис сама пережила путь, полный всех лишений и радостей, от Безымянного острова до подземелья Диама вместе с мэйтом и своим сыном.

— Итан всегда был смелым, — сказала она, когда Габриэль закончил рассказ. — А мой муж, Бад… Возможно, ему удалось выжить, — с надеждой произнесла она, вытирая мокрые от слез щеки. — Как думаешь?

— Я видел много людей в лодках. Быть может, там был и Бад.

Два вопроса, волнующие мэйта, когда он входил в комнату Лоис, отпали сами собой. Во-первых, женщина не лишилась рассудка, несмотря на долгий плен, на безмолвие Погорельца, на то, что глаза Лоис видели небо лишь раз в месяц; она помнила свою семью, свою прежнюю жизнь, оставаясь человеком. Во-вторых, можно было не сомневаться, что она хотела, мечтала вернуться домой, моля своего бога.

— Ты знаешь дорогу на Мирацилл?

Женщина кивнула, опять насторожилась. Но, хвала богам, на сей раз без страха.

— Покажешь ее мне?

— Но я…

— Я хочу тебя освободить, — пояснил Габриэль.

Цепь зазвенела. От радостной новости Лоис не сдержалась и обняла мэйта. Потом, видимо, вспомнила про предупреждение и резко отстранилась от него.

— Ты его убьешь? — прошептала она.

Габриэль поднялся.

— Если я убью мага, то ничем не буду отличаться от него. А я не такой, как он.

Лоис погрустнела, понурилась.

— Он меня не отпустит. Он никого и никогда не отпускает.

— Думаю, мне он не откажет, — сказал Габриэль, выходя в коридор…

Готтилф лежал на кровати, сунув одну руку под голову. На нем была только набедренная повязка, и свет волшебного фонаря, стоящий на табурете, подсвечивал каждый шрам на мускулистом загорелом теле. Как оказалось, на ногах чародея шрамов было не меньше, чем на спине или груди. Седой маг покручивал чубук трубки, жевал губами мундштук, вдыхал и выдыхал воображаемый дым. Глаза чародея, неподвижные и холодные, продолжали смотреть на вход, на лестницу, ведущую в поселок, — как будто сквозь Габриэля. При виде мага, вынужденного курить пустую трубку и прятаться от гнева бездарей в душном каменном мешке каждый день, мэйт подумал, что лучше умереть, чем жить вот так. Когда и чувства и желания заменяет одна-единственная цель — месть.

Маг молчал, продолжая бездумно глядеть сквозь Габриэля. Мэйт надеялся, что тот первым начнет разговор. Так было бы легче. Мол, зачем пришел? Чего надо? Но Готтилф то ли был полностью поглощен смакованием вымышленного табака, то ли уже знал, о чем его попросит мэйт.

— Твоя пленница, — рискнул начать тяжелый разговор Габриэль. — Ее зовут Лоис.

— Что с того? — спросил маг и зевнул.

— Я хочу, чтобы ты ее освободил.

— Хорошо, — не раздумывая, ответил Готтилф.

Габриэля передернуло от спокойствия, самообладания, равнодушия мага. Мэйт запыхтел от возмущения. Он так долго готовился к этому разговору, не один раз прокручивал в голове возможные доводы и вопросы. А ответ оказался прост и быстр, как жизнь малька, попавшего в пасть хищной рыбе.

— И это все? — вырвалось у мэйта. — Ты так легко ее отпустишь?

— Она старая и больная, как я. Пусть идет. Хотя ты должен мне пообещать, что снимешь повязку с ее глаз лишь тогда, когда вы покинете пределы Диама.

— Обещаю, — уверенно сказал Габриэль.

— Уйдешь сегодня ночью?

— Да, — кивнул Габриэль. — Ты помнишь о моей просьбе.

— Я тоже сегодня ночью уйду. Твое послание будет передано.

— А если я попрошу тебя больше не похищать бездарей, ты ведь…

— Нет, — не дослушав мэйта, сказал Готтилф и задумчиво добавил: — Никогда не доверяй бездарям, все они одинаковы.