Тьма. Испытание Злом

Долго пробирались меж шатров, костров, мусорных ям, баков с водой, веревок с развешанным исподним и прочих деталей, образующих лагерный быт. На них никто не обращал внимания, изредка равнодушно кивали провожатому, чужака же игнорировали вовсе, и Йорген почувствовал себя уязвленным. «Вот и присылай вам жертву! А вы на нее даже смотреть не желаете!» Право, в те годы по юношеской глупости ему больше польстило бы быть торжественно зарезанным на древнем капище! Нет бы сообразить, что простые воины, расположившиеся в этой части стана, были просто не осведомлены о происходящем и видели в нем не таинственного посланца чужого народа, призванного оплатить их жизни своею, а всего лишь мальчишку-соплеменника, коих по округе рыскало немало. Он был схож с ними почти неотличимо, но ему-то казалось – разве можно принять за нифлунга того, кто на целую половину – человек?! В общем, было ему обидно только что не до слез.

Однако положение вскорости заметно исправилось. Ближе к центру лагеря на них стали оглядываться, провожать взорами, слышался шепот за спиной.

– Жди здесь! – Сопровождающий оставил его возле входа в огромный и богатый черный шатер, а сам скрылся внутри. Ждать Йорген не умел и очень скоро вообразил, что про него просто забыли. Решил сам пробраться внутрь, разведать что и как. Но тут не обошлось без внутренней борьбы. Более благоразумная часть его натуры говорила, что не следует лезть, куда не звали, это по меньшей мере невежливо. Другая, отчаянная и бесшабашная, отвечала, что «овца на заклание» вовсе не обязана быть вежливой, ей уже совершенно безразлично, что будут думать о ее воспитании. Если же существуют какие-то правила, коими «жертва» должна руководствоваться в своем поведении, так не худо было бы отцу или нифлунгам их ему растолковать. А раз они этого сделать не удосужились, пусть пожинают плоды собственной небрежности. Так он рассудил и совсем уж было собрался лезть в шатер, как его окликнул детский голос, заставил обернуться.

Это был парень примерно одних с ним лет, такой же тощий, черноволосый и желтоглазый, как все вокруг. Лук за спиной у парня был хорош, это Йорген сразу заметил – эх, ему бы такой лук! Зато меч – совсем дрянной и вообще как бы еще не детский! Должно быть, тот сам это понимал, потому что, перехватив взгляд Йоргена, постарался стать вполоборота, чтобы оружие было меньше заметно, и спросил поспешно:

– Ты – тот, кто послан нам людьми?

– Он самый, – подтвердил ланцтрегер с достоинством.

– Тебя зовут Веннер эн Арра?

– Меня зовут Йорген фон Раух, – это прозвучало не без вызова.

Мальчишка отступил на шаг, склонил вбок голову, критически оглядел собеседника.

– Ты совсем не похож на человека, – подумав, заключил он. – Зачем ты живешь с людьми?

– Где родители решили, там и живу, – отозвался Йорген мрачно.

Парень презрительно хмыкнул, типа вот еще маменькин сынок, все за него решают!

– Вот если бы меня отец с матерью вдруг захотели заставить жить у людей, я бы все равно ни за что не согласился, обязательно сбежал бы!

– Ну знаешь, если бы меня заставляли жить у нифлунгов, я бы тоже сбежал! – очень спокойно ответил он, и мальчишка взглянул на него с ненавистью.

– Что же теперь не бежишь? Смотри, тебя никто не держит!

Йорген продолжал хранить вид, полный невозмутимого достоинства, ему нравился этот разговор.

– Сейчас война. Мой отец – ландлагенар, я – ланцтрегер. Он имеет право приказать, я обязан подчиниться. Мне велено быть здесь, и я не побегу, потому что это было бы дезертирством.

– Ну и дурак! – огрызнулся нифлунг. – Значит, ты ночью умрешь!

«Тоже мне новость поведал!» – усмехнулся Йорген про себя, а вслух спросил:

– Почему?

Он рассчитывал услышать о жертвоприношении, но мальчишка в ответ лишь скуксился:

– А все мы ночью умрем… – Чувствовалось, как ему этого не хотелось.

«Неженка!» – подумал Йорген и, уже не обращая на него внимания, ввалился в шатер с твердым намерением заставить окружающих вести себя уважительно по отношению к Эренмаркской короне в его лице.

И заставил-таки! Высокий важный нифлунг, одетый по-королевски (вскоре Йорген узнал, что это и есть его родной дед – конунг), собрался было выставить вон юного нахала, но подумал – и не стал, пригласил к столу. Правда, повлияло на его решение не столько почтение к чужой короне, сколько родная кровь. Очень уж тощим и заморенным выглядел новообретенный внук, захотелось накормить напоследок. Потому что за морем уже разгорался закат и жить мальчишке оставалось считаные часы.

Ночью был бой. Ох, не первый в жизни тринадцатилетнего именинника! Ничего особенного, решил он для себя. Твари как твари, уже убивали таких. Разве что лезет их больше обычного, будто нарочно кто подманивает.