Тьма моего сердца

Кони бесновались. Упырь переводил взгляд с меня на Влара и обратно. От упыря по воздуху растекалась жуть. Словно запах, словно стон — плыла через ручей, на ладонях летнего ветра, черная душная жуть, выворачивающая нутро. Что-то в груди у меня оборвалось и повисло на ниточке. Я почувствовал, что сейчас закричу — и закричал:

— Эй, ты! Стой! Стой! Стой!

Вскочил на кобылу и послал ее через ручей, забыв выхватить меч. Кобыла завертелась в мелкой воде, рядом заржал мерин, заругался Влар.

Упырь смотрел на нас сверху, с отвесной гранитной глыбы. Ветерок шевелил его волосы, по лицу и одежде гуляли солнечные пятна. Он улыбнулся, не размыкая бледных губ.

Я пришпорил кобылу еще раз, она взвилась на дыбы, чудом не выбросив меня из седла — и все-таки пошла, храпя и танцуя, вперед, через ручей.

Упырь подпустил меня очень близко. Бледная улыбка словно отделилась от его лица и повисла в воздухе, а сам он смотрел серьезно и жестко. Он снял с руки перчатку, такую же черную как и вся остальная одежда, и поднял узкую белую кисть, тыльной стороной ко мне. Что за ерунда? Он мне знаки какие-то подает, что ли?

А затем я разглядел. Даже не разглядел — догадался.

Безымянный палец пересекала матово блестящая полоска белого металла, почти незаметная на светлой коже.

Перстенек Энери!

Я опять завопил и опять ударил пятками. Кобыла перебралась через мелкий ручей и стала карабкаться по мокрой гальке противоположного берега. Стволы сосен и высокие камни скрыли фигуру в черном.

Сзади разочарованно закричал Влар. Когда я объехал скалу, за ней, на розовой гранитной макушке, уже никого не было. Я продрался сквозь можжевеловые заросли, но за ними начинались елки и бересклет, и никаких следов черного незнакомца.

Успокаивая дыхание, оглядел лес. В бересклете свиристела какая-то птаха, ветерок трогал верхушки деревьев. Ну словно ничего и не было!

— Нужны собаки, — заявил я подъехавшему Влару, — Или, скажешь, он улетел?

— Нет. Просто спрыгнул на ту сторону. — младший Дерек запустил пятерню в буйные кудри, — Я это… был не прав. Эта тварюка не с Кадакара. Лютор говорил, те и впрямь с крыльями, а у тварюки крыльев нет. Ты заметил что лошади его боятся?

— Заметил. А где, кстати, его собственная лошадь? Говорили, он верхом разъезжает.

— Не знаю, может, за камнями привязал. А то и не было никакой лошади. Наши-то вон как перепугались. Лютор говорил, тех, кадакарских, не боятся. Ни лошади, ни козы, ни собаки. Наоборот, любят. А этого боятся. Я вот что думаю — собаки по следу не пойдут. Испугаются.

— А птицы — слышишь? — чирикают. Хоть бы что.

— Ну, то птицы. Они ж дикие. Упырю до этих птиц…

— А до собак?

— А до лошадей? — парировал Влар.

Логика, никуда не денешься.

— Проклятье. Тогда возьмем кого-нибудь из охотников-следопытов.

— Поехали отсюда. — буркнул Влар и передернул плечами, — Нам вдвоем его не словить.

Я ехал и думал, что мои люди снова оказались правы, а я снова ошибся.

Это он.

Упырь.

Он украл Энери и убил его. Эта тварь забрала платиновое кольцо, и у нее хватило наглости показать это кольцо мне. А Энери, Принц-Звезда, лежит сейчас где-нибудь в буераке, мертвый, обескровленный, добыча муравьев, волков и лис. Непогребенный, неотпетый. И, может, в ночи встанет вампиром, такой же бледной жуткой тварью, чтобы опустошать наши деревни…

Господи! Помилуй его несчастную душу, Господи, сжалься, возьми его к себе…

"Я отвезу тебя к отцу" — пообещал я Энери Эрао, угрюмому волчонку из затерянного в северных скалах форта. "Иди… к крысам, — рявкнул малолетний дикарь, с трудом подбирая слова чужого для него языка, — У меня нет… отца". "У тебя есть отец, — сказал я, — Есть. Запомни это".

Я солгал. Нет у тебя отца, Энери Эрао.

Я убью эту черную погань. Поймаю его, привяжу к столбу перед замком и сожгу. Ясным полднем сожгу, и все увидят, как от него останется только дым и пепел. Клянусь тебе, господи, я сделаю это. Клянусь тебе, Энери Эрао.

Я сделаю это.

Я сделаю это, или пусть чертова тварь сожрет меня.

* * *

Указка в руке посеребренной статуэтки показывала половину четвертой четверти.

Маленькая фигурка ангела незаметно глазу поднималась вдоль колонны, ведя тонким жезлом вдоль длинного ряда цифр. С другой стороны в горестной неподвижности застыла вторая фигурка — этот ангел, склонив голову и прижав ладонь ко лбу, плакал настоящими слезами. Когда-то Анарен Лавенг заставил его плакать, на удивление всем наладив громоздкий агрегат, отмеряющий время. Энери называл его клепсидрой.

Клепсидру мне подарили Дереки. За молчание. За доверие. За то, что я сделался одним из них. Более сложного и ненужного сооружения я в жизни не видел. Одному Богу известно, откуда они ее приволокли. Контрабанда. Безумные деньги. Как она работает, никто не знал. Она стояла в моей комнате на почетном месте и поражала воображение своей бессмысленностью.

До тех пор, пока ее не увидел Энери. Он ахнул от восхищения и залез с головой в ее чрево, полное каких-то трубочек, колбочек и колесиков.

Через три дня она заработала.