Тьма на пороге

— Хочешь сделать больно? В отместку? Валяй, я уже привыкла. Егорова я, к твоему сведению, никогда не любила, как и он меня. Он вообще никого и ничего не любит, кроме власти, почему и спит со всеми бабами, которые находятся у него в подчинении. Думает, что получает над ними дополнительную власть. Когда понял, что со мной это не работает, тут же отстал.

— А ты почему, тогда с ним? — тихо спрашиваю я. — Если не любила?

— Потому что, Лёнечка, женщинам тоже нужна полноценная взрослая жизнь. И если любимый мужчина далеко и ко всему прочему женат, то почему бы не использовать того, кто рядом и не вызывает отторжения. Тогда, не вызывал.

— Не помешаю? — я поворачиваю голову и вижу Надю, стоящую у двери. В одной руке у Кротовой — бутылка, в другой — сумка, по виду — тяжёлая. — Я вижу тут у вас веселье в полном разгаре.

— Интим, можно сказать, — сухо отвечает Настя и я ощущаю сильный укол, от которого позвоночник сворачивается в спираль, а перед глазами порхают бабочки вперемешку со звёздами.

— Ёкарный бабай, — в глазах темнеет, но тем не менее, я тороплюсь натянуть штаны. — Как же это прикольно! Как дубиной по башке.

— Может я позже зайду? — хмыкает Надя. — Пока вы тут…

— Я уже ухожу, — сквозь туман в глазах вижу, как Михальчук прячем инъектор в чемоданчик. — Лёня, если почувствуешь себя плохо, немедленно звони. Спиртное в больших количествах не рекомендую. В принципе, вообще бы нежелательно, но…

Пока я стою, совершенно дезориентированный, Настя закрывает чемоданчик, поправляет пиджак и неожиданно целует меня в губы. Потом идёт к двери, по дороге останавливается и смотрит Наде в лицо. Та щурится. Обе шепчут что-то короткое. Странно, но я не слышу ни звука. Дверь захлопывается за спиной Анастасии и Надежда идёт ко мне.

— Ну вот обязательно что-то да испортит настроение, — бормочет женщина. — Сначала этот мудень на вертушке, вот вынь ему да положь, к кому я иду и с какой целью. Да может трахаться иду, — Надя косится на меня, но я никак не реагирую. — твоё какое собачье дело, жаба? Поймай себе гадюку, да издевайся.

— Ты же ему это не говорила? — она ухмыляется. — Ох, Надя, небось ещё и не так сказала? Ну, точно! Ну ты и засранка. Опять Папе жаловаться побегут.

— А, пускай, мне не привыкать, — странно, но эта её фраза как-то переплетается с похожей, которую я слышал от Насти. Тем временем Кротова ставит на стол бутылку, до половины заполненную золотистой жидкостью. Из сумки появляются миски и кастрюли. Пахнет очень вкусно. — Вообще-то, готовила вчера, так что вкус — уже не айс. Ну, ты уж прости.

И опять. Две женщины, которым я нравлюсь, да что там, я и сам к ним неровно дышу, но…Я точно знаю, от меня обе не получат ничего, кроме неприятностей. Имею ли я моральное право, сблизиться с кем-то, чтобы после разбить сердце, как это сделала Ватрушка? Или, плюнуть на всё, ухватить хотя бы маленький кусочек счастья в стремительно ускользающих днях нормальной жизни? Стоит ли одно другого? И если да, то кто из этих двух более достоин? Та, кто так настойчиво добивается моего внимания, или та, кого жизнь истрепала до кровавых лоскутов?

Я запутался, я не знаю.

Надя хозяйничает в моих шкафчиках, извлекая оттуда посуду, о наличии которой я даже не подозревал. Картошка, котлеты и салаты так быстро оказываются в салатницах и тарелках, как будто процессом управляет колдунья. Представляю, как Надежда колдует на кухне. Кротова сейчас чудо, как хороша и я понимаю, что за очень короткий промежуток времени она успела не только собрать сумку с продуктами, но и поменяла одежду, наложив новый макияж. Узкая юбка обтягивает широкие бёдра, а светлая блузка подчёркивает большую грудь.

— Ну и чего мы молчим? — интересуется Надя, заканчивая сервировать стол. — Замер, как столб.

— Любуюсь, — честно отвечаю ей и Надя, смахнув чёлку, упавшую на глаза, смотрит мне в глаза. — Обычно на это нет времени, сама знаешь.

— Очень жаль, что его нет, — Надежда делает приглашающий жест. — Добро пожаловать, гости дорогие. Вообще-то это ты должен был сказать, как хозяин, но вижу, что сегодня гостеприимства не дождусь, так что приходится брать процесс в свои руки.

— Так ты уже давным — давно его взяла, — улыбаюсь я и сажусь за стол. Кротова уже сидит напротив и наливает в рюмки жёлтую жидкость из принесённой бутылки. — Приворотное зелье?

— Понюхай, приворотное зелье, — она протягивает мне рюмку. В глазах Нади пляшут чертенята, а на скулах горят ярко-красные пятна. Это делает женщину неотразимой, и я ощущаю волну жара внутри. — Потом ещё просить будешь, а я подумаю, давать тебе или нет.

Мы оба отлично понимаем двусмысленность фразы и пятна на щеках гостьи становятся больше и ярче. Нюхаю напиток, который пахнет далёкой горечью полыни. Потом выпиваю, ощущая, как настойка вяжет язык и обжигает горло. Впрочем, неприятные ощущения тут же отступают и сменяются теплом и послевкусием шоколада.

— Странно, — говорю я, — странно, но вкусно. Сама делала?