— То, о чем вы спрашиваете, — мой грех. И прощен ли он мне, я не знаю. Мне будет тяжело рассказывать о том, что прошло.
— Зато потом будет легче, — сказал Сент-Герман. — Не изводите себя, Ранегунда. Успокойтесь и расскажите мне все.
К его великому удивлению, Ранегунда повиновалась и, отступив от него на два шага, начала свой рассказ.
— Это было давно, еще до «черного мора». — Она указала на свои щеки. — Тогда в нашей крепости жили два брата. Два близнеца, похожие один на другого как две капли воды. Они умели читать и писать и столь преуспели в учености, что прослыли среди людей чародеями.
— Только потому, что умели читать и писать? — уточнил Сент-Герман.
— Не совсем. Но они освоили много всяческих хитрых наук, и отец стал с их помощью укреплять Лиосан. Они охотно работали, но выговорили условие, что им разрешат расширять свои знания. Речь шла о магии, но отец их проверить не мог, а потом, когда все понял, не мог и остановить. — Ранегунда в волнении стиснула руки и повторила: — Это было давно. Я была маленькой и часто пряталась у них в комнатах, наблюдая за ними. И многое видела там. — Она побледнела и вскинула голову. — Вот почему я сразу определила, что вы не колдун, даже когда вы построили свою печку. Я видела, как творится волшба. Ваши занятия не имеют к ней ни малейшего отношения. — Глаза ее сделались жалкими, на лице отразилось страдание. — Я не должна была к ним ходить. Узнав, как далеко завело меня любопытство, отец велел дать клятву никогда и никому не говорить о том, что я там видела, оберегая любимицу-дочь от монашеского суда и расправы. — Она быстро перекрестилась. — Но такая дерзость мне все-таки с рук не сошла, и Христос Непорочный отметил меня, а потом и епископ.
— А что сталось с близнецами? — тихо спросил Сент-Герман.
— Маргерефа Карвик приехал за ними, а потом их в Бремене забросали камнями. А нас посетила черная оспа. Мой отец знал, что это я навлекла ее на Лиосан. И знал также, что я выжила лишь для того, чтобы напоминать ему о моем прегрешении. — Голос ее звучал уже ровно, но лихорадочный блеск серых глаз все еще говорил о сильном душевном волнении. — Я оставалась верна своей клятве до этого дня, а теперь преступила ее. Я вам доверила то, о чем не осмеливалась сказать ни брату Эрхбогу, ни Гизельберту, и тем самым оскорбила память отца, а себя обрекла на новые муки.
— Нет, Ранегунда, — возразил Сент-Герман. — Ничего страшного не случилось. Я никому ничего не скажу, и ваша тайна останется тайной. — Он посмотрел на нее. — А ваш брат? С него тоже взяли такую же клятву?
— Нет. Он был мал и не знал о моем причастии к чародейству. А когда вырос, проклял этих двух колдунов и запретил упоминать их имена. Но это было уже после смерти отца. — Ранегунда испуганно оглянулась, словно страшась, что камни стен примутся ее порицать. — Никто не должен знать о том, что я вам здесь сказала. Помните это. Никто. Никогда.
— От меня никто ничего не узнает, — размеренно повторил Сент-Герман.
— Поклянитесь, — потребовала она, дрожа всем телом, и снова перекрестилась. — Клянитесь же, Сент-Герман.
— Конечно, — сказал он спокойно. — Если так нужно — клянусь. Своей жизнью и всем, что мне дорого.
— Прекрасно. — Она вдруг порывисто схватила его за руку. — Вы ведь не станете меня презирать?
— Презирать? — Он посмотрел на нее с удивлением. — И за что же?
— Я соприкасалась с отвратительными вещами, — прошептала она. — И видела демонов.
Он с трудом удержался от смеха.
— Меня самого принимали за демона. Правда, очень давно.
Она сердито поджала губы.
— Зачем вы шутите так?
— Я… — Сен-Герман замолчал и тенью скользнул к распахнутой двери. — Я слышал какой-то голос, герефа. Похоже, женский, но точно не поручусь.
Ранегунда, опешив, сморгнула, затем поняла.
— Ладно, я разберусь, кто тут был, — сказала она с деланным раздражением.
Сент-Герман послал ей одобрительный взгляд и повернулся, отвешивая поклон спускавшемуся с пятого этажа капитану.
— Доброе утро, капитан Амальрик. Надеюсь, дежурство было спокойным?
— Все ничего, если бы не зверский холод, — проворчал капитан, останавливаясь. — Вечером я прихвачу с собой два плаща. И надену жилет на меху. — Он кивком указал на дверь: — Что-то случилось?
— Похоже, ночью там кто-то работал, — сказал Сент-Герман. — Герефа пытается выяснить кто.
— Хм. — Капитан Амальрик, пожал плечами, показывая, как мало его это заботит. — Ночью был шторм.
— Да, — кивнул Сент-Герман. — Но вы ведь не спали.
— Не спал, но припомнить ничего не могу, — отозвался офицер, стягивая перчатки.
— Возможно, вы слышали что-нибудь, капитан Амальрик? — спросила Ранегунда из швейной.
— Кажется, до меня пару раз донеслось чье-то пение.
— И вы не поинтересовались, кто тут полуночничает?
Капитан шумно вздохнул.
— Нет, герефа. Мне тогда пришлось бы отойти от огня, а это запрещено. Кроме того, я не могу представить, кто мог бы тут шляться. Лично я не стал бы этого делать даже за кружку сидра и ломоть зрелого сыра.
Ранегунда уловила намек.