— Разумеется, — кивнул он и, вскочив в седло, резким хлопком по крупу послал гнедую вперед.
Добравшись до побережья, они позволили лошадям идти рядом Ранегунда сидела в седле с гордо вздернутой головой и не выказывала желания вступить в разговор, но Сент-Герман все же спросил:
— Вы поссорились с братом?
— У меня не хватило времени даже на это. Он поспешил уйти, — мрачно ответила она.
Но спутник не стал ее утешать.
— И распрекрасно! От человека, который не в состоянии выслушать собственную сестру, нечего ждать.
Ранегунда побагровела, готовая горой встать на защиту того, кого только что мысленно обвиняла, и… сникла.
— Вы имеете полное право так думать, — уныло сказала она. — Брат обидел меня, а теперь мне горько, что я позволила себе на него разозлиться.
Они какое-то время молчали. Затем Сент-Герман осторожно заметил:
— Если он не дал никаких указаний, вы вольны управлять крепостью, как вам заблагорассудится.
Она усмехнулась.
— Вольна. По крайней мере, я сознаю, в чем состоит мой долг.
Сент-Герман неопределенно пожал плечами, потом указал на полузанесенный песком грот:
— Скажите, место, где меня отыскали, походило на это?
Ранегунда поморщилась.
— Да, — ответила она наконец.
— И там валялось столько же амулетов?
— Нет, — сказала она, подгоняя мышастого. — Их, наверное, смыло. В обмен на вас.
Письмо Этты Оливии Клеменс из Авлона к Ротигеру в Рим. Доставлено по истечении тридцати четырех суток.
«Моему старинному, ревностно служащему моему дражайшему и так далее мои приветы в канун весеннего равноденствия!
Нет, Роджер, нет, он не умер. Я непременно ощутила бы это. Он попал в переделку, но все обойдется. Я знаю, потому что тесно связана с ним. Он еще не вполне восстановил свои силы, ибо не может получить то, чего, к сожалению, я, например, тоже не могу ему дать. Как, впрочем, и он мне. Судьба продолжает посмеиваться над существами, подобными нам.
Не обижайся, что я называю тебя по старинке, как прежде в Риме. У меня ноют челюсти от новомодных имен. Ротигер… фу… это не имя, а какая-то кличка. Хорошо хоть мой Никлос так Никлосом и остался, по крайней мере пока.
Я приобрела прелестную виллу на Далматинском побережье и буду счастлива, если Сен-Жермен наконец соберется меня навестить. Не сомневайся, я сумею найти ему компаньона, способного взбодрить, взвеселить и так далее, а для меня даже видеть его — наслаждение… Короче, когда объявится, пусть приезжает… на год или два.
Но пусть поторопится, ибо везде поговаривают, будто новые варвары вновь ополчились на Рим. Такое случалось, и не единожды, а потому бери хозяина (когда он объявится) под руки — и устремляйтесь ко мне. Вам будет только-то и нужно, что пересечь Адриатику, все остальное — забота моя.
А еще, Роджер, хотя это сейчас, может быть, и не к месту, передай этому невозможному господину, что его постоянные исчезновения меня злят. И скажи также, что я люблю его.
Не сомневайся — он жив.
ГЛАВА 8
Беренгар отложил цитру в сторону и под одобрительный стук пивных кружек осветил Пентакосту лучезарной улыбкой.
— Вот то немногое, что позволяет мне мой скромный дар, — произнес он с плохо скрываемым самодовольством.
Ему очень шел темно-красный камзол, надетый поверх желтой блузы, чуть выбивавшейся из темно-рыжих лосин. На правой руке его сверкали два перстня, на левой — три. Обитатели крепости единодушно сходились на том, что никогда еще в их поселение не заносило столь богато и столь изысканно одетого щеголя.