— Что ж, — кивнул Серж, — пусть будет Борис. И на этом закончим. Не стоит забивать нам голову вашей фамилией, отчеством и рассказывать, какие пирожки пекла ваша няня. Про детство тоже не надо, у всех оно было, да не все его помнят… Ванечка для нас тоже только Ванечка, да и Мари — только Мари. Я уж не говорю о нас с Луиджи. Время у нас трудное, так что совершенно не нужно интересоваться личной жизнью друг друга.
— Вы весьма проницательны. — Борис с возрастающим интересом разглядывал Сержа. — А позвольте спросить — в каком полку служили?
— Не позволю. — Серж вдруг недобро взглянул на Ордынцева, в его взгляде загорелись зеленоватые волчьи огни, и на парижской улице словно дохнуло зимней ночной степью. — Что было — то прошло, и незачем ворошить прошлое! Мы с вами, кажется, договорились: вы — Борис, я — Серж, а прочее ни к чему. И никакого прошлого ни у кого из нас нет! Важно только, кто из нас к чему пригоден. Каждый из присутствующих имеет какую-то способность, так сказать, человек-инструмент. Вот Луиджи, например, ловок как черт, может в любую форточку пролезть, по карнизам ходит, как кошка. Этим и ценен, за то и держим его в нашем дружном сообществе.
— Кстати, я как раз прошлого своего не скрываю, — подал голос «американец». — Я в прежней жизни был известнейшим цирковым артистом. Было время, когда по всей России мои афиши красовались — «Луиджи Пиранелли, резиновый человек»! Не доводилось бывать на моих представлениях?
— Нет, — отрезал Борис. — Цирковые представления не посещал. Имелись другие интересы… А что же вы по прежней своей специальности не работаете? Цирковые артисты и в Париже нужны… вот даже генерал Шкуро, личность небезызвестная, в цирк устроился, конную вольтижировку французским буржуа демонстрирует…
— Не слушайте его, mon sher! — прервал Бориса Серж. — Луиджи скромничает, в его прошлом тоже много темных страниц, которые лучше не перечитывать, так что путь в обычную обывательскую жизнь для него заказан. Впрочем, он к ней и не стремится. Продолжим знакомство. Ванечка — редкий умелец, может практически голыми руками открыть любой самый хитроумный замок, может также починить любой механизм — от огнестрельного оружия до автомобиля. Совершенно незаменимый человек в нашем деле!
Ванечка безмолвно поклонился.
— С Мари, я надеюсь, вы со временем сумеете найти общий язык. Она в нашем деле так же необходима, как все прочие, поскольку, как вы, должно быть, заметили, принадлежит к прекрасной половине человечества…
— Серж, прекрати паясничать! — прошипела женщина, губы ее при этом презрительно сжались, глаза же, наоборот, заискрились в неверном свете свечи от какого-то приятного воспоминания.
— А очень часто быть женщиной весьма выгодно, — продолжал Серж, не обратив на ее слова ни малейшего внимания. — Зачастую женщину пропустят туда, куда мужчине вход заказан. Кроме того, Мари прекрасно стреляет, да и с холодным оружием управляется… гм… весьма недурно! — Он выразительно взглянул на нож Бориса. — Впрочем, думаю, что вас этим не удивишь.
— А вы? — проговорил Ордынцев, пристально разглядывая Сержа. — Вы также обладаете каким-то особым умением?
— Всего понемногу! — Серж сделал неопределенный жест рукой. — Всего понемногу. А главное — я командир этого маленького отряда, так что с меня некому спрашивать! — И он жизнерадостно рассмеялся, как будто находился не в грязном и опасном парижском переулке, а за обедом в роскошном ресторане на Елисейских полях.
— Лучше скажи, для чего нам нужен этот красавчик? — процедила Мари, повернувшись к Сержу. — Мы столько времени работаем вчетвером, и все пока проходило благополучно, потому что мы друг другу доверяем и знаем друг друга как облупленных. Теперь мы возьмем с собой этого молокососа, и дело наверняка провалится…
— Успокойся, Мари! — прервал ее Серж. — Наш новый друг — вовсе не молокосос, он только что доказал нам это. Кроме того, в наше время в России молокососов и вовсе не осталось, вымерли как мамонты за годы революции и войны. А главное — нам непременно нужно взять его в свой отряд, потому что только он знает того человека, к которому мы идем. А что еще важнее — только его знает тот человек, только ему он доверяет…
— А мне вообще не по душе эта операция! — не умолкала Мари. — У меня скверное предчувствие…
— Свои предчувствия оставь при себе! — грубо оборвал ее Серж. — Ты же сама любишь повторять, что ты не барышня-курсистка! А только эти изнеженные особы прислушиваются к приметам и предчувствиям! За эту операцию нам обещали очень хорошие деньги, так что мы ее выполним, наплевав на все твои предчувствия! Только представь себе — пятьдесят тысяч франков! Мы всегда делим доходы поровну, — обратился он к Борису, — таковы установленные правила. Так что, Мари, дорогая, с помощью этого молодого человека мы заработаем приличные деньги, и ради этого ты должна быть с ним поласковее…
— Поласковее? — переспросила Мари не своим, севшим, голосом. — Ты сказал — поласковее?