Русские редко посещали его ресторан. Кто побогаче, ходили в русские рестораны — там подавали черный хлеб, икру и водку, а также расстегаи и бараний бок с гречневой кашей. Подавали там русские официанты в красных шелковых косоворотках и пели русские певицы под балалайку. Обнищавшие же эмигранты толклись на Монмартре в кабаках самого низкого пошиба. Нет, русские редко посещали ресторан мосье Жано.
— Давненько мы с вами не встречались! — оживленно заговорил Горецкий, поднимая бокал и придирчиво разглядывая вино на свет. — Месяцев пять или больше…
И поскольку Борис ничего не ответил, он молча отпил из бокала.
— Перед отъездом я рекомендовал вас мэтру Ленуа, — снова начал Аркадий Петрович. — Вы работаете у него в конторе?
— Работал… некоторое время, — нехотя ответил Борис, — потом настали тяжелые времена, и мэтр уволил половину служащих.
— Куда же вы устроились?
— Так… немного пописываю в одну русскую газетку… платят мало и нерегулярно… еще у генеральши Зубовой… у генерала отнялись ноги, и я вожу его в кресле на прогулку… Да и то эта работа, кажется, скоро сойдет на нет…
— Что же случилось? — участливо осведомился Горецкий.
Борис допил вино из бокала и ответил, криво усмехаясь:
— Племянница генерала… она захотела брать у меня уроки музыки.
— Музыки? — От удивления Аркадий Петрович так сильно взмахнул руками, что у него слетело пенсне. — Музыки? Но ведь вы, насколько я помню по Константинополю, играете, конечно, на фортепиано, но не настолько хорошо, чтобы давать уроки. Или племяннице генерала все равно? — прищурился Горецкий. — Хоть фортепиано, хоть латынь, хоть греческий, хоть танцы?
— Вы угадали, — вздохнул Борис, — не смотрите так осуждающе, я сам себе противен. Здоровый, крепкий мужчина, пробавляюсь мелкими заработками, инвалида в кресле вожу…
— Вы обязательно должны закончить курс, — строго заговорил Горецкий, — иначе так и будете перебиваться…
— Да кто вам сказал, что, прослушав лекции в Сорбонне, я смогу найти себе работу? — Борис повысил голос: — В стране ужасное положение, хорошо живут только те, кто сумел нажиться на войне. Ветеранам-французам платят крошечную пенсию, простой народ озлоблен, а тут еще мы, русские, свалились им на голову со своими проблемами!
— Выпейте еще и успокойтесь, — примирительно заговорил Горецкий, — не все так плохо.
— Понимаете, выяснилось, что я совершенно ничего не умею делать в мирной жизни, — начал Борис более спокойно, — только воевать, выпутываться из опасностей, выживать…
— И соблазнять молоденьких девушек, — смеясь ввернул Горецкий. — Кстати, племянница генерала очень хорошенькая?
— Если бы вы ее видели, вы бы не спрашивали, — буркнул Борис, — и вообще, дело совершенно не в этом!
— Право, не нужно сердиться, Борис Андреич, думаю, что скоро для вас наступит хорошая полоса, — заговорил Горецкий, как только официант убрал пустые тарелки. — А я сейчас вас порадую. Только что я вернулся из Брюсселя, но до этого заезжал в Берлин.
— Вы видели Варвару? — встрепенулся Борис.
— Разумеется, и передал им с Петром подарок к свадьбе, — улыбнулся Аркадий Петрович.
Венчание сестры состоялось в Берлине три месяца назад. Борис не смог приехать, совершенно не было времени, но зато он послал сестре все деньги, что у него были, с наказом обязательно купить белое платье и фату, и чтобы все было по правилам…
— Я привез вам письмо от сестры и вот. — Горецкий положил на стол фотографию.
Борис схватил ее и впился глазами. Свадебный снимок. Варя в белом платье, все как полагается, Петька держится молодцом, крепко стоит на ногах, никто и не поймет, что у него протез.
— Кроме этого, Варвара Андреевна просила меня еще передать на словах, что она умоляет вас не присылать им больше денег. Она чувствует, что вы тут бедствуете, вам нужно устраивать свою жизнь, а у них как раз все более-менее наладилось. Она работает в клинике профессора Герхарда, мужу тоже обещали работу.
«Муж? — Непривычное слово резануло слух. — Какой муж? Ах да, Петька теперь Варин муж…»
— Они — моя семья, — сказал Борис, не отрывая глаз от фотографии, — кроме них, у меня никого больше нет…
Принесли заказанную пулярку. Борис спрятал непрочитанное письмо в карман и посмотрел на Горецкого в упор:
— Что ж, выкладывайте ваше предложение. Ведь не просто так вы кормите меня обедом. Откровенно говоря, я сейчас в таком положении, что соглашусь на все, что угодно.
Однако деловой разговор Аркадий Петрович начал только за кофе.
— Не скрою, Борис Андреевич, что имею на вас некоторые виды. Не скрою также, что дело, которое вам поручат, очень опасное. Однако прежде чем спрашивать вашего согласия, я должен хотя бы немного ввести вас в курс этого дела.