Это действительно было воззвание к Всевышнему, а не просто восклицание, потому что он смотрел вверх, воздев сцепленные руки к небесам. – Я-то думал, что был в твоих глазах героем. Оказалось, что я был презренной тварью. Что теперь? По справедливости, я должен был бы уже лежать мертвым у твоих ног, – он посмотрел на нее широко раскрытыми безумными черными глазами. В них не было никакой иронии, никакой насмешливости, никакой холодности. Он выглядел очень юным, бешеным и отчаявшимся. Если бы он был пантерой, то истерически мотался бы сейчас по клетке, иногда вгрызаясь в прутья решетки.
А потом он склонил голову и поцеловал ее босую ногу.
Елена была в ужасе.
– Я в твоем распоряжении. Делай со мной что захочешь, – сказал Дамон сдавленным голосом. – Можешь приказать мне умереть, не сходя с места. Я наговорил много умного, и оказывается, что чудовище – это я.
И тут он зарыдал. Пожалуй, никакое другое стечение обстоятельств не могло бы вызвать слезы на глазах Дамона Сальваторе. Но он сам загнал себя в угол. Он никогда не нарушал слова, и он дал слово растерзать чудовище – чудовище, которое сделало все это с Еленой. Тот факт, что он находился под чужим влиянием – сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше, пока его разум целиком не превратился в одну из игрушек Шиничи, которую можно брать и откладывать, когда заблагорассудится, – этот факт не мог оправдать его преступления.
– Ты знаешь, что я… что я проклят, – сказал он ей так, словно уже сделал первый шаг к раскаянию.
– Нет,
Он снова склонился к ее ноге, и она торопливо схватила его за плечи. Видеть его мучения было выше ее сил.
Но теперь Дамон посмотрел направо, потом налево с видом человека, у которого появилась цель. Он крутил на пальце кольцо с лазуритом.
– Дамон! О чем ты думаешь? Скажи мне, о чем ты думаешь!
– О том, что он снова может превратить меня в свою марионетку – только на этот раз кнут будет
– Не сможет, если ты позволишь мне поцеловать тебя.
– Что? – Он посмотрел на нее так, будто она плохо следила за предыдущим разговором.
– Позволь мне поцеловать тебя – и вытащить из тебя умирающего малаха.
– Умирающего?
– Его смерть становится все ближе каждый раз, когда у тебя хватает сил игнорировать его.
– Он… очень большой?
– Сейчас уже примерно с тебя величиной.
– Хорошо, – прошептал он. – Мне хотелось бы одного – сразиться с ним самому.
–
– Нет. Потому что я ненавижу эту тварь. Я с радостью вынесу боль в сто раз сильнее, чем его боль, если только буду знать, что делаю плохо
Елена решила, что надо ковать железо, пока горячо. Он готов.
– Позволишь мне сделать это самой?
– Я уже сказал тебе прежде. Чудовище, причинившее тебе боль, стало твоим рабом.
Ладно. Это они обсудят как-нибудь потом. Елена наклонилась вперед и вскинула голову, едва заметно сжав губы.
Несколько мгновения спустя Дамон, Дон Жуан темноты, понял ее.
Он поцеловал ее очень нежно, словно боясь прижаться к ней слишком плотно.
– Крылья Очищения, – прошептала Елена губами, прижатыми к его губам. Эти крылья были белыми, как нетронутый снег, и ажурными, так что в каких-то места их почти и не было. Они широкой дугой изогнулись над Еленой, блестя переливами, которые вызвали у нее ассоциации с лунным светом на замерзшей паутинке. Они накрыли смертную девушку и вампира сетью, сотканной из алмазов и жемчуга.
– Тебе будет больно, – сказала Елена, сама не понимая, откуда она это знает. Информация, похоже, поступала к ней порция за порцией в тот момент, когда это было нужно. Это было как во сне, когда великие истины открываются сразу, без изучения, и принимаются без удивления.
Именно так она и поняла, что Крылья Очищения найдут и уничтожат чужака внутри Дамона, и что его ощущения при этом будут очень неприятными. Когда стало понятно, что малах не собирается покидать тело Дамона добровольно, Елена сказала, следуя подсказке внутреннего голоса:
– Сними рубашку. Малах держится за твой позвоночник; он ближе всего к коже у спины, в том месте, куда он проник. Мне придется вытащить его руками.
– За позвоночник?
– Да. Неужели ты его не чувствовал? Я думаю, сначала, когда он только в тебя залез, это было похоже на пчелиный укус – он быстро просверлил тебе кожу, – а потом каплей слизи прилип к позвоночнику.
– А-а-а. Комариный укус. Да, я его почувствовал. А потом у меня заболела сначала шея, а потом стало ломить все тело. Это значило, что он… рос внутри меня?