Тьма наступает

На этот раз Мэтт держался спокойно, когда она взяла его лицо в свои руки, наклонила его, привстав на цыпочки, – он так здорово вырос за последний год. Она вспомнила их первый настоящий поцелуй. Это было в его машине, когда они возвращались со школьной дискотеки. Он был перепуган, у него были мокрые ладони, он трясся всем телом. А она была спокойной, уверенной, нежной.

Такой она была и сейчас, когда стала растапливать его замороженные губы теплым кончиком своего языка. На всякий случай, если Дамон подслушивал ее мысли, она стала думать только о Мэтте – о том, какой он красивый, о его теплой дружбе, о рыцарской галантности, которую он всегда проявлял по отношению к ней – даже после того, как она его бросила. Она не уловила момент, в который его руки обхватили ее плечи, и он стал управлять поцелуем, как человек, умиравший от жажды и наконец обнаруживший воду. Она ясно понимала, что происходит в его мыслях. Он никогда не думал, что когда-нибудь снова так поцелует Елену Гилберт.

Елена не знала, сколько времени длился поцелуй. Наконец она отпустила шею Мэтта и отступила на шаг.

И тут она кое-что поняла. Дамон неслучайно говорил тоном кинорежиссера. В руках у него была видеокамера размером с ладонь, и он прильнул к глазку видоискателя. Он все заснял.

Елену нельзя было не узнать на этой записи. Она понятия не имела, куда девались бейсболка и темные очки, которые она надевала для маскировки. Волосы растрепались, а дыхание непроизвольно участилось. К коже прилила кровь. Мэтт, судя по его виду, был возбужден не меньше.

Дамон оторвал взгляд от видоискателя.

– Зачем тебе это надо? – прорычал Мэтт не своим голосом. «Поцелуй и на него произвел впечатление, – поняла Елена. – И намного большее, чем на меня».

Дамон снова поднял сосновую ветку и снова помахал ею, как японским веером. В ноздри Елене ударил аромат сосны. А Дамон словно бы прикидывал, не попросить ли их повторить эту сцену, но передумал и, улыбнувшись им своей ослепительной улыбкой, сунул камеру в карман.

– Вам надо знать одно: это был великолепный дубль.

– Тогда мы уходим. – Казалось, что поцелуй придал Мэтту сил, пусть он и расходовал их, говоря то, чего говорить не стоило. – Немедленно.

– Нет, вы не уходите, а ты не теряй этой властной, агрессивной манеры. Когда будешь снимать с нее рубашку.

– Что?

Дамон повторил голосом режиссера, дающего актеру сложные инструкции:

– Пожалуйста, расстегни пуговицы на ее рубашке и сними ее.

– Ты спятил, – Мэтт повернул голову, посмотрел на Елену и в ужасе умолк, увидев ее лицо и слезу, которая открыто катилась по ее щеке.

– Елена…

Он повернулся к ней, но она отвернулась от него. Он не мог встретиться с ней взглядом. Он буквально чувствовал жар, которым пылали ее щеки.

– Елена, надо драться. Помнишь, как ты справилась с порождением зла там, в комнате Стефана?

– Это зло хуже, Мэтт. Я никогда не видела ничего настолько злого. И оно очень сильное. Оно… давит на меня.

– Ты хочешь сказать, что мы должны его слушаться?.. – Эти слова Мэтт произнес вслух, и прозвучали они так, словно он вот-вот заболеет. То, что сказали его глаза, было проще: «Нет. Даже если он убьет меня».

– Я хочу сказать… – неожиданно Елена повернулась к Дамону. – Отпусти его, – сказала она. – Это дело касается только нас с тобой. Давай уладим это без него. – Она была готова на все, лишь бы спасти Мэтта, даже если он сам не хотел, чтобы его спасали.

«Я сделаю все, что ты захочешь», – изо всех сил подумала она, обращаясь к Дамону в надежде, что он уловит хоть что-нибудь. Когда-то он уже пил ее кровь против ее воли – по крайней мере поначалу. Еще один раз она переживет.

– Да, ты сделаешь все, что я захочу, – ответил Дамон, и она поняла, что он читает ее мысли лучше, чем она думала. – Весь вопрос в том, после скольких раз.

Он не уточнил, чего именно. Да в этом и не было нужды.

– А теперь, – сказал он, повернувшись вполоборота к Мэтту, но по-прежнему не сводя глаз с Елены, – насколько я помню, я дал тебе инструкции. Ведь я вижу, как ты рисуешь все это в воображении. Но…

Елена увидела, что мелькнуло в глазах Мэтта, увидела, как пылают его щеки, и поняла – тут же попытавшись скрыть это знание от Дамона, – что он собирается делать.

Он собирался совершить самоубийство.

– Я уже поняла, что отговаривать вас бесполезно, – говорила Мередит миссис Флауэрс. – Но там… много всякой дряни…

– Я знаю, моя милая. И солнце садится. Неудачное время для прогулок. Но, как говорила моя мама, одна ведьма хорошо, а две – лучше, – она рассеянно улыбнулась Бонни. – Кроме того, хотя вы из деликатности и не произнесли этого вслух, я очень стара. Господи, я же помню те времена, когда не было ни автомобилей, ни аэропланов. Может быть, что-то из того, что я знаю, поможет вам в поисках друзей – а с другой стороны, в случае чего мною можно и пожертвовать.

– Что вы такое говорите! – возмутилась Бонни.

Они возились с кучей вещей, которые вытряхнули из шкафа Елены. Мередит вывалила на кровать всю одежду Стефана, взяла одну из его рубашек и тут же положила ее обратно.