На девятый день пути они проснулись под тяжелыми войлочными облаками. Начинался дождь.
Дождь над степью казался бесконечным. Повсюду, куда ни глянь, небо и землю заволокла серая пелена, так что в конце концов начало чудиться, будто они едут из ниоткуда в никуда. Северянин обернулся к Найюру. Его глаз было не видно под нависшими бровями. Борода, обрамлявшая узкое лицо, слиплась мокрыми косицами.
— Расскажи мне о Шайме, — сказал Келлхус.
Давит, все время давит.
«Шайме… Неужели Моэнгхус действительно живет там?»
— Этот город священен для айнрити, — ответил Найюр. Он ехал с опущенной головой, чтобы дождь не хлестал в лицо. — Но владеют им фаним.
Он не трудился повышать голос, чтобы перекричать унылый шум дождя, — знал, что этот человек и так услышит.
— А как это получилось?
Найюр тщательно взвесил этот вопрос, как бы проверяя, нет ли в нем яда. Он твердо решил тщательно отмеривать все, что он будет говорить дунианину о Трех Морях, и все, о чем станет умалчивать. Кто знает, какое оружие сможет выковать из его слов этот человек?
— Фаним, — осторожно ответил он, — поклялись уничтожить Бивень, что хранится в Сумне. Они много лет воевали с империей. Шайме — лишь одно из их многочисленных завоеваний.
— Ты хорошо знаешь этих фаним?
— Достаточно хорошо. Восемь лет тому назад я предводительствовал утемотами в битве против фаним при Зиркирте, далеко к югу отсюда.
Дунианин кивнул.
— Твои жены говорили мне, что ты непобедим на поле брани.
«Анисси? Ты ли это ему сказала?» Он понимал, что Анисси могла тысячу раз предать мужа, полагая, будто говорит в его интересах. Найюр отвернулся и стал смотреть вперед, следя, как из серой пелены медленно выплывают новые травы. Он понимал, что подобные замечания — просто игра на его тщеславии. Он уже не реагировал на любые высказывания, имеющие хоть какое-то отношение к его личности.
Келлхус вернулся к прежней теме.
— Ты сказал, что фаним стремятся уничтожить Бивень. Что такое Бивень?
Этот вопрос потряс Найюра. Даже самые невежественные из его родичей о Бивне знали! Может быть, дунианин просто хочет сравнить его ответ с их…
— Первое писание людей, — ответил он, обращаясь к дождю. — Было время, еще до рождения Локунга, когда даже Народ повиновался Бивню.
— А ваш бог был рожден?
— Да. Давным-давно. Это наш бог опустошил северные земли и отдал их во владение шранкам.
Он запрокинул голову и несколько мгновений наслаждался ощущением холодных капель, падающих на лоб и лицо. Дождевая вода была вкусной. Он чувствовал, как дунианин следит за ним, изучает его лицо сбоку. «И что же ты видишь?»
— И что же фаним? — спросил Келлхус.
— А что фаним?
— Они пропустят нас через свою землю?
Найюр подавил желание взглянуть на него. Нарочно или непреднамеренно, Келлхус задал тот самый вопрос, который тревожил Найюра с тех пор, как он решился предпринять эту поездку. В тот день, когда Найюр прятался среди мертвых на берегу Кийута — теперь казалось, будто это было давным-давно, — он услышал, как Икурей Конфас говорил о Священной войне айнрити. Но против кого будет эта Священная война? Против магических школ или против фаним?
Найюр тщательно рассчитал путь. Он намеревался перебраться через горы Хетанты в империю, несмотря на то что одинокий скюльвенд среди нансурцев долго не проживет. Конечно, лучше было бы обойти империю стороной и ехать прямо на юг, к истокам реки Семпис, и потом вдоль реки — в Шайгек, северную губернию Киана. А оттуда можно было бы пуститься в Шайме традиционными путями паломников. По слухам, фаним на удивление терпимо относились к паломникам. Но если айнрити действительно затевают Священную войну против Киана, этот путь может привести к гибели. Особенно Келлхуса, с его светлыми волосами и бледной кожей…
Нет. Нужно каким-то образом разузнать побольше об этой Священной войне, прежде чем поворачивать на юг. А чем ближе они к империи, тем больше шансов раздобыть эти сведения. Если айнрити ведут Священную войну не с фаним, они с Келлхусом проберутся вдоль границ империи и благополучно достигнут земель фаним. А вот если действительно Священная война идет там, им, по всей вероятности, все же придется пробираться через Нансурию — перспектива, ужасавшая Найюра.
— Фаним — народ воинственный, — ответил наконец Найюр, используя дождь как зыбкий повод не глядеть на собеседника. — Но мне говорили, что они терпимы к паломникам.
После этого он некоторое время старался не разговаривать с Келлхусом и не смотреть в его сторону, хотя это было мучительно. Чем больше он избегал встречаться взглядом с этим человеком, тем, казалось, ужаснее тот становился. Тем божественнее.
«Что же ты видишь?»
Найюр отмахнулся от всплывшего перед глазами образа Баннута.
Дождь шел еще сутки, потом превратился в мелкую морось, затянувшую далекие холмы туманной пеленой. Миновал еще день, и наконец шерстяная и кожаная одежда высохла.