Тьма прежних времен

Встанет ли шрайя на сторону Великих Имен и повелит императору снабдить Священное воинство провизией или, напротив, на сторону династии Икуреев и повелит Великим Именам подписать договор, для Келлхуса особого значения не имело. Так или иначе, по всей видимости, предводители Священного воинства без толкового советника не останутся. Даже Пройас признавал, хотя и скрепя сердце, что Икурей Конфас, нансурский главнокомандующий, — блестящий полководец. А что до Найюра, Келлхус успел лично убедиться, насколько он умен. Главным было то, что Священное воинство рано или поздно возьмет верх над фаним и приведет его в Шайме.

К его отцу. Цели его миссии.

«Этого ли ты хотел, отец? Должна ли эта война стать для меня уроком?»

— Хотел бы я знать, — лукаво заметил Ксинем, — что скажет император, когда скюльвенд сядет пить его вино и примется щипать за задницы его служанок.

Принц и его палатины покатились со смеху.

— Ничего не скажет, ему будет не до того: он станет скрипеть зубами от ярости, — ответил Пройас.

— Трудно мне терпеть эти игры, — сказал Найюр.

Прочие сочли его слова всего лишь любопытным признанием, и только Келлхус знал, что это было предостережение. «Это будет испытание для него, а через него — и для меня».

— Ничего, — ответил другой палатин, лорд Гайдекки, — эти игры скоро закончатся, мой дикий друг.

Найюр, как всегда, ощетинился от этого снисходительного тона. Его ноздри гневно раздулись.

«Сколько еще унижений он согласится снести ради того, чтобы увидеть моего отца мертвым?»

— Игра никогда не кончается, — возразил Пройас. — Эта игра не имеет ни начала, ни конца.

«Ни начала, ни конца…»

Впервые Келлхус услышал эту фразу одиннадцатилетним мальчишкой. Его вызвали с занятия в маленькую келью на первой террасе, где он должен был встретиться с Кессригой Джеукалом. Несмотря на то что Келлхус уже много лет работал над тем, чтобы свести к минимуму свои чувства, предстоящая встреча с Джеукалом его пугала: это был один из прагм, старших членов братства дуниан, а встречи между такими людьми и младшими учениками обычно сулили последним неприятности. Тяжкие испытания и открытия.

Солнечный свет падал столбами между колонн террасы, и теплые каменные плиты приятно грели босые ноги. Снаружи, под стенами первой террасы, раскачивались на горном ветру тополя. Келлхус немного задержался на солнце, чувствуя, как ласковое тепло пропитывает его рясу и припекает бритую голову.

— Ты напился вволю, как тебе было велено? — спросил прагма.

Лицо старого дунианина было так же лишено выражения, как келья — архитектурных излишеств. Он смотрел на мальчика равнодушно, словно на неодушевленный предмет.

— Да, прагма.

— Логос не имеет ни начала, ни конца, Келлхус. Ты это понимаешь?

Наставление началось.

— Нет, прагма, — ответил Келлхус.

Несмотря на то что он был до сих пор подвержен страхам и надеждам, он давно уже преодолел побуждение преувеличивать объем своих знаний. Когда учителя видят тебя насквозь, ничего другого не остается.

— Тысячи лет тому назад, когда дуниане впервые нашли…

— Это после древних войн? — с интересом перебил Келлхус. — Когда мы еще были беженцами?

Прагма ударил его, достаточно сильно, чтобы мальчик отлетел и растянулся на жестких каменных плитах. Келлхус поднялся, сел на место и утер текущую из носа кровь. Он не ощутил ни страха, ни обиды. Удар был уроком, только и всего. Среди дуниан все было уроком.

Прагма смотрел на него абсолютно бесстрастно.

— Перебивать — это слабость, юный Келлхус. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. Тьмой, что была прежде.

— Понимаю, прагма.

Холодные глаза видели его насквозь и знали, что это правда.

— Когда дуниане впервые нашли в этих горах Ишуаль, им был известен только один принцип Логоса. Какой это принцип, юный Келлхус?

— То, что было прежде, определяет то, что будет потом.

Прагма кивнул.

— С тех пор прошло две тысячи лет, юный Келлхус, но мы по-прежнему считаем этот принцип истинным. Означает ли это, что принцип «прежде и после», причин и следствий, устарел?

— Нет, прагма.

— А почему? Ведь люди стареют и умирают, и даже горы рушатся со временем, разве не так?

— Так, прагма.

— Тогда как же вышло, что этот принцип не стареет?

— Потому что, — ответил Келлхус, стараясь подавить вспышку гордости, — принцип причин и следствий не является частью круговорота причин и следствий. Это основа того, что «ново» и что «старо», и сам по себе он не может быть ни новым, ни старым.

— Да. Логос не имеет ни начала, ни конца. Но человек, юный Келлхус, имеет начало и конец, как и все животные. Чем же человек отличается от других животных?

— Тем, что человек, как и другие животные, пребывает в круговороте причин и следствий, однако способен воспринимать Логос. Человек обладает интеллектом.

— Воистину так. А почему, Келлхус, дуниане так заботятся о воспитании интеллекта? Почему мы так настойчиво тренируем таких детей, как ты, приучая их мысли, тела и лица подчиняться интеллекту?

— Из-за Парадокса человека.

— А в чем состоит Парадокс человека?

В келью залетела пчела, и теперь она описывала сонные круги под сводами.