Тьма прежних времен

— Нет. Я хочу видеть его здесь. Передо мной.

Шеонанра вновь слегка смешался под взором героя-мага, в точности — ему так хотелось верить — как и всегда. Теперь, когда смерть стала его единственным подлинным ужасом, он на самом деле опасался только того, что какая-то мелочь может повредить этому безумному гамбиту — в особенности, если Титирга вдруг поймет, что Шеонанра теперь уже не тот феал, на встречу с которым герой-маг рассчитывал.

Теперь, когда он прозрел.

— Что ж, пусть будет так, — согласился Шеонанра, слегка поклонившись, как принято у умери, и, повернувшись к слуге, добавил: — Пригласи нашего… — он запнулся, как если бы Благая Онкис[9] вдруг дала ему понять, сколь забавно использовать это слово в отношении того, кто ждет сейчас внизу, — нашего гостя.

С ясно написанным на лице ужасом юный раб стремглав бросился в сумрак ближайшего коридора. Шеонанра вновь почувствовал тяжелый, презрительный взгляд Титирги.

— О тебе частенько поговаривают в Умерау и Сауглише, — сказал тот в своей обычной манере скрывать за болтовней зловещие намеки, — говорят, у тебя глаза змеи.

Шеонанра слегка улыбнулся. Тщеславие считалось его самым известным недостатком. Когда-то он действительно был невероятно самодовольным…

— Да нет. Скорее, глаза пса. Собственно, как и у всех остальных.

Насколько все же наивным он был когда-то.

Это зовется Порогом. Узкая перемычка из металла, протянувшаяся высоко над Воздетым Рогом и образующая в структуре Преград нечто вроде подвесной террасы, возведенной ишроями былого над величайшей святыней своих нечестивых врагов. Он с трудом замечает нелюдя, сидящего на самом верху, на краю пропасти, где воздух настолько разрежен, что кто-либо, сложенный более плотно, уже не смог бы дышать. Безумца, ждущего душу более цельную, чем его собственная, душу, что сможет, наконец, сорвать необоримую пелену.

— То, что сотворил Ремесленник… — говорит ему Шеонанра.

— Прорвать невозможно…

Великий магистр Мангаэкки кивает.

— Да… Но только в том случае, если смотреть на Преграды, как на нечто такое, что необходимо прорвать.

Глаза нелюдя подобны колодцу, полному слез.

— О чем ты говоришь?

— Есть двери, которые не следует ломать грубой силой.

Слуга появился вновь, бледный, с выпученными от ужаса глазами. Дергающаяся, шатающаяся тень пала на порог позади него, ее движения изломаны, будто принадлежит она хромцу, не способному переступать с ноги на ногу. В последний момент Шеонанра обернулся, чтобы вглядеться в могучее лицо Титирги.

И увидел, как его острый взгляд тускнеет, становясь взглядом не воина, но скорее мудрого старца, придавленного неизбежностью ужасающего будущего. Сколько лет беспокойства и утомляющей слежки, сколько месяцев борьбы в Совете, взбудораженном одной только возможностью чего-то подобного…

И резкий запах пота и гниющей рыбы просачивается в зал.

Все замерли недвижимо. Гнетущую тишину нарушали странные звуки — что-то жидкое, сочащееся. Хлюпанье стекающей слизи и дрожание влажных мембран. Хотя не было сказано ни слова, Шеонанра отчетливо видел мысли героя-мага.

Правда. Все ужасные слухи были правдой.

Пряча улыбку, Шеонанра повернулся к вошедшему, греясь в древней славе его нечестивого облика. В свое время он рыдал от счастья, обнаружив его и его брата, поскольку знал, что только они могут помочь объяснить весь тот ужас, что ему довелось узреть.

Тварь была, по своему обыкновению, обнажена, ее сложенные крылья устрашающе нависали над массивным черепом, который был бы слишком громоздким, если бы не представлял собой далеко выступающий узкий, изогнутый гребень, в основании расщепленный, подобно устричной раковине, откуда, свисая, выступало соразмерное телу лицо, пугающее своим отсутствующим выражением.

Ноздри, подобные зияющим прорезям, глазницы, затянутые клочьями белого мяса.