— Ты, — он ткнул пальцем в лицо фортвежке, — вести нас к он!
Они зашли в доходный дом: более древний и тесный, чем подобные ему в Альгарве. На лестнице несло мочой и прогорклым оливковым маслом. Бембо поморщился. Фортвежка запаха словно не заметила — следовало думать, что воняло здесь еще до того, как альгарвейцы оккупировали Громхеорт.
На третьем этаже толстуха указала на самую дальнюю от лестницы дверь.
— Там! — возгласила она. — Он там живет!
— Вышибем? — предложил Орасте.
— Пока нет, — ответил Бембо. — Покуда мы только эту бабу выслушали. Откуда нам знать — может, тот колдун в своем праве. Может, он и вовсе никакой не чародей. Силы горние, да может, он ее в первый раз видит!
Толстуха продолжала буравить его нетерпеливым, непонимающим взглядом. Жандарм выругался вполголоса и шагнул к двери.
— Прикрой меня! — скомандовал он Орасте.
— Ага, — отозвался напарник, поднимая жезл. — На случай, если парень все же окажется чародеем.
Бембо пришла в голову та же мысль. Поэтому в дверь он постучал с особой осторожностью — так, чтобы стук прозвучал твердо, но не повелительно. Жезла он из-за пояса не вытаскивал, но руку держал рядом. И когда за дверью послышались шаги, он не знал, что испытывать — облегчение или страх.
Лязгнул засов, и дверь отворилась. Фортвежец, что уставился на Бембо через порог и толстые стекла очков, мог, конечно, оказаться чародеем… или безработным счетоводом. При виде толстухи за спинами жандармов лицо его преисполнилось тревоги. Он пробормотал себе под нос что-то по-фортвежски. Прозвучало это как «следовало догадаться».
— По-альгарвейски разумеешь? — рявкнул на него Бембо.
— В некотором роде, — ответил фортвежец к его облегчению. — Мне следовало знать, что Эанфлида позовет жандармов.
Он бросил что-то на своем наречии поверх макушки жандарма. Что ответила толстуха, Бембо не понял, но похоже было, что этим ругательствам ему только предстояло научиться.
— Ты накладывал на нее чары? — спросил жандарм, указывая на женщину.
— Ну да, — ответил фортвежец.
— Что он там говорит? — поинтересовалась толстуха Эанфлида по-кауниански.
Замотанный Бембо попытался пересказать, но вмешался чародей: он тоже владел старинным наречием.
— Спроси его, что это были за чары? — посоветовал Орасте — по-альгарвейски, само собой.
Бембо опять попытался перевести.
— Она хотела сбросить вес, — объяснил по-кауниански волшебник. — Я наложил на нее чары, снимающие аппетит. Пришлось быть осторожным: переборщишь, и она уморит себя голодом. Потеря невелика, — добавил он, — но слухи пойдут нехорошие…
Эанфлида заверещала так, что из соседних квартир повысовывались соседи.
— Ты меня надул, курвин ты сын! — провизжала она. — Ты посмотри на меня!
Посмотреть было на что.
— Прежде ты была еще толще, — спокойно ответил очкарик.
— Врешь! — гаркнула фортвежка.
Орасте подтолкнул напарника локтем.
— Ладно, умник, что они там болтают? — спросил он и, когда Бембо перевел, хмыкнул: — Я так примерно и подумал. Что с ними делать?
— Обоих растрясти, — ответил Бембо.
Жандарм повернулся к третьеразрядному — а то и вовсе лишенному диплома — чародею: с ним разговаривать было проще.
— Передай этому окороку на ножках, что мы вас обоих сейчас потащим к военному коменданту и посмотрим, что от вас останется после того, как он с вами разберется.
Очкарик с несчастным видом перевел его тираду на фортвежский. Толстуха воззрилась на жандармов с еще большим ужасом. Может, подумал Бембо, у нее кауниане затесались среди предков и она боится, что правда вылезет наружу? С виду не похоже, но, с другой стороны — по виду и не скажешь.
— Э… а это так уж необходимо? — поинтересовался фортвежец. Бембо промолчал. — Может, мы сможем некоторым образом… договориться?
— А какие будут предложения? — отозвался жандарм.
Когда они с Орасте выходили из парадного, в потяжелевших поясных кошелях у обоих приятно позвякивало. А если чародей-надомник и его неудачливая клиентка окажутся недовольны методами работы альгарвейской жандармерии, Бембо на это было глубоко наплевать. В конце концов, он на этом неплохо заработал.
Пристроив топор на плече, Гаривальд шагал черед заснеженное поле в сторону леса за зоссенской околицей. Очень скоро снег начнет таять. Потом промерзшая земля превратится в кисель, а еще поздней — высохнет, и можно будет начать пахоту и весенний сев. Ну а покуда печь приходилось топить.
Смотрел он не под ноги, а в сторону огорода старосты. Там лежал приписанный к деревне Зоссен хрустальный шар. Гаривальд сам помогал старосте Ваддо закапывать колдовской инструмент. Если об этом прознают альгарвейские оккупанты, Гаривальда самого закопают. И перепрятать проклятый шар было никак невозможно, потому что выкапывать его пришлось бы тайком — а как? Только и оставалось, что попусту себя изводить.
— Можно подумать, мне изводиться не с чего, — пробурчал он себе под нос.