Я понимал лежащего в моём теле Михаила Великого возможно так, как никто его не понимал. Даже Благословенная. Она любила его, боготворила его, и это затмевало её восприятие. Моё восприятие шло через призму ревности к его заслугам и свершениям, было более критическим, но я его понимал. Восхищался ли? Тут спорно и сложно. И да, и нет.
Он Велик, вне всяких сомнений. Он истинный Творец нынешней Империи и современного мира. Но, безусловно, ошибок он наделал огромное количество. Человеку свойственно ошибаться.
Feci quod potui, faciant meliora potentes. Так мог бы он сказать. Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше. Так римские консулы заканчивали отчёт при окончании своих полномочий. Так мог бы сказать и Михаил Великий.
Сможем ли мы сделать лучше? Не знаю. Пока мы только теряем всё.
Мы с Дианой, не сговариваясь, почти одновременно положили свои букеты на холодный мрамор былого величия.
ТЕРРА ЕДИНСТВА. РОССИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ. 13 сентября 2015 года.
— Дианочка, ты просто очаровательна. Как и всегда.
Вежливый кивок.
— Спасибо, Дядя Федя. Рада была вас видеть.
Колючая усмешка.
— А сейчас уже не рада?
Улыбка, полная льда и скрытого яда:
— А сейчас я вообще в полном восторге.
Отношения Ухтомских с братом покойной Императрицы Марии Первой были не самыми лучезарными, но обе стороны вынуждены были терпеть друг друга. Тем более что тут не бал и не по этому поводу собрались.
Фёдор Александрович поинтересовался вдруг:
— Какие планы на жизнь?
Спрошено было у нас обоих.
Пожимаю плечами.
— Любить жену и Отечество. Полететь на Марс. А так, ничего вроде, кроме вернуться в наш дом на Ольхоне, раз уж дом в Константинополе сгорел.
Диана ничего отвечать не стала, холодно промолчав.
Кивок.
— Отлично. Но, вас давно не было на Острове.
Усмехаюсь
— А кто нас туда пустит?
— Я.
ТЕРРА ЕДИНСТВА. РОССИЯ. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПОЕЗД. 14 сентября 2015 года.
Диана, сославшись на усталость, отправилась в наше купе. Мы же с Дядей Федей (он предпочитал, чтобы его так называли) сидели в вагоне-столовой и вкушали «Слёзы Христа».
Красные и суровые.
Дядя Федя поднял со стола руку и показал своё запястье с браслетом. Ясно. Нас не пишут.
Очень непростая вещица у него на руке. Я знал троих, у кого такая штука была. Потом их стало двое. Одну похоронили вчера. Но, вот, как оказалось, такой браслет есть и у Дяди Феди.
Что я знал о нём? Да, не особо и много. Брат покойной Царицы. Семьдесят пять лет. Юбилей недавно скромно отмечали. Учёный-океанограф. Семья-дети. Внуки. Иногда появлялся на официальных мероприятиях, но, в остальном, вёл отнюдь не светский образ жизни, посвящая всего себя науке и прочим исследованиям.
Имел резиденцию на Жемчужных островах у Панамского канала. Целый институт, настоящий штаб. Масса всяких исследователей глубин и прочих учёных. Флотилия надводных и подводных аппаратов. Исследует сейчас Тихий океан во всём его масштабе и многообразии. Пересекается с Кланом Ухтомских в Индийском и Тихом океанах. И в океанах вообще. А там всё непросто. Огромные ресурсы и возможности. А тут какие-то «океанские исследования», прости Господи. На кону триллионы золотых солидов! Да, что там триллионы! Сотни и сотни триллионов!
В «мирскую» жизнь старался не лезть, оставляя её Царственной сестре. Мы иногда пересекались «на полях», но никогда никаких задушевных бесед у нас не случалось. А тут, волею судьбы и случая, мы едем в одном поезде на юг и сидим за одним столом.
«Слёзы Христа».
В бокалах.
Вопросительно смотрю на него. Он спокойно спрашивает:
— Какие погоды были в Гатчине в конце февраля 1917 года?
Ясно. И он в курсе моего туманного прошлого. Сколько ж людей знает Тайну?
— Нормальные. По сезону. Штормило правда в столицах.
— И в Могилёве?
Киваю.
— Да, но туда шторм добрался чуть позже. Погода вообще изменчива. В Москве снег случается и в июне.
— Бывает и такое. Что ты знаешь о Тайне?
Усмехаюсь:
— Я давал присягу хранить государственную и военную тайну…
— Ты понимаешь о чём я.
Отпиваю из бокала «Слёзы Христа». Промакиваю губы салфеткой. Красный, словно кровь, отпечаток на белоснежном.
— Я знаю, что моё тело лежит сейчас под мраморной могильной плитой в Петропавловской крепости.
Кивок.
— Верно. А ещё что?
Искренне улыбаюсь:
— Стесняюсь спросить, Дядя Федя, а не много ли вопросов по щекотливой теме для простого океанографа? Пусть и очень знатного. Кто вы на самом деле?
Спокойное:
— Я? Я просто истинный Глава Дома Романовых. На Земле и Луне. Так сказать, второй после Бога.
Киваю.
— Да, занятная и непыльная работа.
— Не то слово. А ещё я рыб люблю. Жаренных.
— Понимаю. Они забавные.
— И вкусные. Миша, хватит валять дурака. Что ты знаешь о Тайне?
«Слёзы Христа» вновь на моих губах.
— Насколько мне известно, зафиксировано минимум два переноса сознаний меж временами и ещё одно произошло уже здесь. Как, кстати, здоровье того тела, куда, судя по всему, «соскользнуло» сознание мальчишки, в теле которого я нахожусь?