Тьма (СИ)

   Человек отлично помнил, как ломал его сетх. Помнил и вздрагивал от нежеланной яркости воспоминаний. Повод, выбранный сетхом, был странным. Странным, разумеется, на взгляд человека. Сетх запретил ему кричать от боли, запретил даже стонать. Но то, что Оборотень делал с ним - даже просто прикосновения его обнажённой кожи! - было так мучительно - за исключением пьянящих поцелуев, пожалуй - что Сергей и думать забыл следовать запрету. А после того, как сетх наигрался с его телом вдоволь, ему было с усмешкой объявлено: "На первый раз прощаю, мальчик. Закричишь ещё хоть раз - пеняй на себя". Сергей не придал словам Оборотня значения. Как оказалось - напрасно. Следующей ночью он в этом убедился.

   Первый же стон боли оборвала хлёсткая пощёчина. Сергей заглянул в холодные глаза сетха, и впервые осознал, что всё предшествующее было цветочками. Знакомиться с ягодками желания не было. Какое-то время он старательно давил стоны, но всему есть предел. Контроль над собой он утратил довольно быстро. Услышав его крик, сетх усмехнулся, как показалось Сергею, довольно. И вдавил ноготь в болевую точку на теле человека, отчего тот забился в агонии, не в состоянии вдохнуть воздух для нового крика. И отнял руку, лишь увидев, как наливается синевой побледневшее лицо. Отдышавшись, Сергей поднял голову. Оборотень внимательно рассматривал его, приподнявшись на локте. Увидев взгляд человека, усмехнулся. И сказал:

   - Ну что, мальчик мой, хочешь ещё покричать? Я могу дать тебе такую возможность. Не в моей постели, конечно. В камере пыток.

   Сергей судорожно втянул в себя воздух. И с трудом выдавил:

   - Прости, Господин. Я не сдержался.

   В глазах Оборотня полыхнул гнев.

   - Сладкий мой, что такого я сделал с тобой, что ты не сдержался? Может, дать тебе повод не сдерживаться? Ещё один звук, и я это сделаю!

   И, вцепившись в плечо сильными пальцами, резко дёрнул на себя.

   Конечно, он не смог удержать криков. Да и как удержать, если разозлённый Оборотень намеренно старается причинить боль посильнее. И сетх выполнил свою угрозу. Сергея передёрнуло. Воспоминания о времени пребывания в камере пыток - те моменты, когда он был в сознании - накрепко впечатались в память, сохранились настолько яркими, словно были вытравлены жгучей кислотой в темноте под его закрытыми веками. Он старательно гнал их от себя, но ночами изгнанные воспоминания возвращались жуткими кошмарами. А в подсознании накрепко засел безмерный ужас перед гневом в глазах сетха. И ещё одно воспоминание тревожило его ночами. Тихий умоляющий голос:

   - Господин, ты ведь сломал его ещё два дня назад, ты сам говорил это. Позволь мне залечить его раны. Он может умереть...

   И холодный голос, от звука которого по спине бежал озноб:

   - Заткнись, Дхель! Не твоё это дело. О себе беспокойся!

   И, спустя вечность - тот же голос, тихо, чуть слышно:

   - Он не умрёт. Я не допущу этого, Дхель, поверь мне...

   Когда он пришёл в сознание на своей постели, в первый момент испытал лишь облегчение. Потом пришёл страх. Нет никакой возможности предотвратить повторение подобного. Сетх вновь может повторить всё, что уже сделал с ним, почему бы и нет. Если захочет - и повода искать не станет. Мысль о самоубийстве даже не пришла ему в голову. Вместо этого там докучливыми насекомыми назойливо роились мысли о том, что ему придётся привыкнуть к боли.

   Он оказался прав, хотя рад бы был ошибиться. Редкая ночь проходила без вызова к сетху. Он почти привык к боли, смирился с ней, насильно загоняя себя в состояние, близкое к полной прострации. Если боль бывала совсем уж невыносимой, плакал, тихо всхлипывая. Сетх временами забавлялся, стараясь выдернуть человека из этого ступора, что почти всегда ему удавалось. Достаточно было только поцеловать, и глупый человечек сам обнимал его, с готовностью подаваясь навстречу, раскрываясь до конца, не утаивая ни единого движения души.

   О служебных обязанностях он почти забыл. Не до них было. Дни проходили в вязком тумане и попытках оклематься до следующей ночи. Одно утешало - прикосновения сетха перестали быть тяжёлым испытанием для него. Сам по себе физический контакт не был уже мучением. Теперь Оборотню приходилось прилагать усилия, чтобы причинить ему боль. И когда сетх вдруг давал ему нежданную передышку, Сергей бывал безмерно счастлив. До служебных ли тут обязанностей?

   Впрочем, обрадованные офицеры, которых сетх почти забросил, безропотно выполняли и его работу, честно поделив её на всех. Чуть ли не на цыпочках вокруг него ходили. Сергей понимал причину такой чуткости и нерадостно посмеивался временами. Жертвенный агнец, вот кто он для них. Впрочем, очень скоро и это становилось ему безразлично. Сетх вновь призывал его к себе, и кошмар начинался сначала. И Сергей уже не мог видеть ничего вокруг, он смотрел на Оборотня, словно на чёрное солнце, и, словно ослеплённый гибельными лучами, мог видеть и воспринимать только своего Господина.