В ответ на вопросы Хаскинса владелец химчистки заявил, что, во-первых, не держит зла на Управление городского транспорта, во-вторых, надеется, что в один прекрасный день вся вонючая система подземки провалится в тартарары, а, в-третьих, интересовавшие детектива полдня он провел в кресле дантиста, где ему в клочья разодрали десны и вырвали пару корней. Фамилия этого коновала — доктор Шварц, а его номер телефона…
Детектив Хаскинс сделал в блокноте пометку позвонить доктору Шварцу, зевнул, взглянул на часы — четверть девятого — и вытащил смятый список. Ему было все равно к кому идти: к Полю Фитцхерберту, жившему на 16-й улице около 5-й авеню, или к Уолтеру Лонгмену, обитавшему на углу 2-й авеню и 18-й улицы. К кому же первому? Все равно, кого бы он ни навестил первым, ко второму идти было бы далеко. Так к кому же? Вот она, трудность принятия решения детективом! Особенно трудно работать без кофе, правда, слава богу, на углу есть какая-то забегаловка. Надо зайти туда, выпить кофе, съесть кусок яблочного пирога, а уж тогда, подкрепив свое бренное «я» и навострив ум, взяться за принятие серьезнейшего для детектива второго разряда решения.
Лонгмен
Лонгмен не мог заставить себя включить радио. Сколько раз преступники в кино выдавали себя покупкой свежих газет и вырезанием статей с описанием содеянного! Конечно, это глупость, никто не услышит его радио, особенно если приглушить звук. Тем не менее, как бы алогично это ни выглядело, он пересилить себя не мог. Поэтому Лонгмен бесцельно кружил по квартире, не снимая плаща и отводя глаза от стоявшего в изголовье кровати приемника. Если Райдера убили, ему не сообщат ничего нового.
Но в шесть часов он совершенно автоматически включил телевизор. Главной темой вечернего выпуска новостей был, конечно, захват поезда подземки. Репортеры лезли из кожи вон, они даже затащили камеры под землю, чтобы показать сошедший с рельсов экспресс, поврежденный тоннель и развороченные пути. Затем они дали крупный план «участка тоннеля, где происходила перестрелка». Когда камера развернулась к тому месту, где упал Стивер, он вздрогнул, ожидая увидеть тела или, по крайней мере, следы крови. Там было слишком темно, чтобы разглядеть кровь, но тел не было. Потом, правда, камеры показали, как копы вытаскивали на носилках три накрытых брезентом тела. Его это не тронуло, даже тот факт, что среди них был и Райдер.
Потом последовали интервью с полицейскими «шишками», в том числе с самим комиссаром. Никто из них не отличался словоохотливостью, кроме того, что каждый счел своим долгом окрестить произошедшее «мерзким преступлением». Отвечая на вопрос репортеров о сбежавшем налетчике — и тут Лонгмен почувствовал, как по всему телу прокатилась горячая липкая волна, —комиссар сказал, что пока им только известно, что он сбежал через аварийный выход. Когда, он это говорил, камеры показывали выход снаружи — со стороны улицы — и изнутри, со ступеней лестницы. Комиссар добавил, что управление еще не идентифицировало личности трех убитых налетчиков, двое из которых были убиты наповал, а третий, получивший выстрел в спину, умер через несколько минут после того, как полиция обнаружила его. Его пытались допросить, но отвечать он не мог, поскольку у него, помимо прочего, был парализован речевой центр.
Какими зацепками, ведущими к сбежавшему налетчику, располагала полиция? Шеф городской полиции кратко ответил, что в розыске задействовано большое число детективов и для поимки преступника потребуется масса усилий. Репортер телевидения не отставал: преступники были прекрасно знакомы с функционированием подземки, не может ли это стать серьезной зацепкой? Шеф резко ответил, что управление действует по хорошо отработанной методике полицейского дознания и он надеется в ближайшем будущем сообщить о достигнутом. Лонгмена снова обдала волна горячего пота, однако он заметил сардонически приподнятые брови репортера, и ему немного полегчало.
Несомненно, они проработают дела всех бывших сотрудников Управления городского транспорта. Райдер предупреждал об этом. Тогда он впервые сильно испугался.
— Им меня не найти, — торопливо сказал он. — Я отсижусь у тебя.
— Наоборот, ты должен быть дома, — ответил Райдер. — Любое отклонение от обычного распорядка дня вызовет у них подозрение.
— Я отработаю алиби.
Райдер покачал головой.
— Тех, у кого есть алиби, они будут трясти гораздо тщательнее, чем тех, у которых алиби нет вообще. У большинства людей, которых они будут опрашивать, никакого алиби не будет, и ты затеряешься в массе. Просто скажешь, что часть дня гулял, потом читал или вздремнул, а главное, не указывай времени, когда ты занимался тем или иным.
— Я еще поприкину, что им сказать.
— Не надо. Я не хочу, чтобы ты репетировал, даже думал об этом.
— Но я ведь могу сказать, что услышал об этом по радио и был потрясен…
— Нет. Не следует показывать свою добродетельность. Им твое мнение вообще не интересно. Они будут проверять сотни людей — на всякий случай. Помни, что ты всего-навсего один из длинного списка имен.