Тьма века сего

— Про Писание — это factum. А то сочиняют потом, обчитавшись его, разные беспокойные умы всякие tractatus’ы, а нам — разгребать последствия… Спасибо за подробные ответы, Грегор, — не дав собеседнику задать следующий вопрос, подытожил Курт, завидев впереди окраины лагеря паломников. — Мы с тобой еще, несомненно, побеседуем, однако ты уже очень помог.

— А потом расскажете, что нашли в Пределе, майстер Гессе? — нетерпеливо спросил Грегор, и он серьезно кивнул:

— А как же. Непременно, во всех подробностях. Напишу отчет в двух экземплярах и передам тебе лично, с детальными пояснениями, примечаниями и дарственной надписью.

Харт поджал губы, одарив майстера инквизитора почти по-детски обиженным взглядом, невнятно попрощался и ускорил шаг, направившись к тропинке, ведущей к лагерю.

— Однако ты сегодня превзошел сам себя, — негромко констатировал фон Вегерхоф, глядя вслед паломнику. — Не угрожал, не распускал руки и даже почти не хамил, и даже (c'est incroyable![41]) поблагодарил свидетеля за ответы… К слову, напрасно ты сам не читал ни одного шпигеля, чтиво занятное и, прямо скажем, увлекательное местами. Ульмская история особенно хороша, удалась.

— Не скажу за рукоприкладство, но норму по угрозам и хамству я все еще могу выполнить, — предупредил Курт хмуро и, проигнорировав глумливую ухмылку стрига, развернулся от лагеря прочь.

Глава 7

«…имя ему было Куно Краузе. Я сказал бы, что, приди мне на ум описать свершенные им преступления — пергамент не стерпел бы написанного, и вспыхнул бы, и сгорел бы, но архив хранит протоколы допроса и суда, и терпит, и повествует нам, а посему я не стану вновь перечислять сии жуткие зверства. Однако пергамент и бумага — хранители ненадежные, подверженные тлену и разрушению, и нельзя исключить людскую беспечность и злонамеренность, ведущие к утратам и уничтожению, и вкратце изложу самую суть, дабы ты, мой неведомый читатель, мог понимать, с чего или, если вернее, с кого начиналось всё то, что нынче ты, быть может, почитаешь бытовавшим извека.

Краузе, нечестивец, чернокнижник и убийца невинных, допрашиваем был братом нашим Альбертом Майнцем, после чего раскаялся и слезно молил суд определить ему кару в виде казни в огне»…

***

Германия, 1373 a.D.

— Я понимаю, что шутка «у Майнца еретики со слезами на костер просятся» может поднадоесть за такое-то время.

На то, как Сфорца произнес «ermüdigend», Майнц поморщился, однако смолчал, лишь тяжело вздохнув. Справедливости ради стоило отметить, что немецкий кардинала становился все лучше, говорил он уже без запинки, бегло, вот только избавиться от акцента папский нунций, похоже, не сможет уже никогда.

— Однако, — продолжал тот настойчиво, измеряя келью размашистыми шагами, — прежде чем затевать такое дело, стоило бы посоветоваться.

— Знай я, что так п-повернется — непременно сделал бы это, — сдержанно кивнул Майнц, и его обычное заикание стало чуть заметней, как всегда в минуты волнений. — Но откуда мне было знать? И да, Гвидо, п-представь себе, мне надоело отправлять на смерть людей, что пришли к раскаянию, и мне т-тошно оттого, что я сумел пробудить в них человечность и совесть, но не умею убедить не избирать легкий путь. Я de facto убиваю их: избавляю от погибели душу, взамен ведя к п-погибели телесной.

— Не всем довольно воли и упрямства, чтоб искупить прошлое долгой жизнью, а не скорой смертью, — кивнул Сфорца, остановившись посреди кельи и вперив в собеседника укоризненный взор. — Но эксперименты с Божьей благодатью, Альберт, это уж слишком.

— Не п-передергивай, — болезненно поморщился он, ощутив в очередной раз неприятное покалывание в груди. — Я всего лишь хотел дать шанс раскаявшемуся зверю перейти в мир иной человеком, чадом Божьим, п-пришедшим к примирению с самим собой.

— Cazzo di caccare[42]… — устало вздохнул кардинал и, подумав, уселся на табурет напротив. — Хорошо, рассказывай дальше. Очередного запросившегося со слезами ты отчего-то решил на костер не отправлять, а запер вместо этого в одиночной келье. А потом вы на пару затеяли еретические игрища.

— Я могу дальше не рассказывать, — сухо отозвался Майнц. — К чему тебе с-соучастие в ереси?