Тьма века сего

Утро традиционно началось с разминки — сначала прямо в постели, не вставая, покрутить рукой, помассировать сустав, потом сесть и согнуть-разогнуть ногу; подняться, наклониться, поднять-опустить руки, наклониться, присесть, наклониться… Недовольный организм неохотно, но привычно просыпался, оживал, смиряясь с неотвратимо наступающим рабочим днем, настойчиво намекая, что лечь все-таки следовало пораньше, а не сидеть за отчетами допоздна. Тем паче, что такое служебное рвение совершенно очевидно было отговоркой для себя самого: попросту майстер инквизитор, поминутно поглядывая в темнеющее окно, дожидался возвращения Мартина, застрявшего в лагере паломников что-то уж очень надолго.

Возвратился тот ближе к ночи, проскользнув в выделенную ему комнату еле слышно, и судя по мгновенно воцарившейся тишине, спать улегся сразу же, всю отчетную деятельность, видимо, отложив на утро.

Предположения подтвердились, когда Мартин обнаружился в общей комнате за столом с чернильницей; три исписанных листа лежали поодаль, несколько смятых черновиков валялись рядом, а на листе перед собою инквизитор задумчиво выводил невнятные линии. Фон Вегерхоф молчаливой статуей сидел в стороне у окна с книгой на коленях и игнорировал происходящее с обычной невозмутимостью.

— Поздно вчера вернулся, — заметил Курт, пройдя к оставленному хозяйкой столовому бочонку с пивом и, подумав, нацедил себе половину кружки. — На что-то наткнулся?

— Нет, ничего особенного, — не отрывая взгляда от бумаги, отозвался Мартин. — Просто походил по лагерю, перекинулся парой слов с кем получилось, а потом сходил в город к местному священнику. Паломники пожаловались, что он отказался принимать у них исповедь, и попросили посодействовать.

— И как прошло?

— Нормально, — пожал плечами инквизитор. — С немецким у святого отца неплохо, я справился. Все оказалось ровно так, как я и думал: он попросту испугался связываться с вероятными еретиками, но раз уж сам служитель Конгрегации не просто позволил, а даже и велел стать блюстителем их душ — противиться не стал и в ближайшие дни навестит их в лагере, а также согласен принять любого, кто не станет этого дожидаться и явится к нему сам.

— О чем-то еще с ним говорил? — осведомился Курт как можно беспечнее, стараясь следить за голосом, дабы ненароком не перейти к начальственному тону. — Помимо этого.

— Да, всё в отчете, — кивнув на сложенные в сторонке листы, отозвался Мартин, все так же глядя в страницу перед собой.

Курт отпил половину налитого пива, поставил кружку на стол и, не садясь, подтянул к себе отчеты. В первом излагалась беседа с неким Йенсом Гейгером, приправленная столь щедрыми замечаниями следователя о несомненной еретичности singulatim[49] Гейгера, in universum[50] паломнического сообщества и in potentia — всего мироздания, что Курт не сдержал понимающей усмешки. Второй лист заключал в себе краткое изложение довольно бессодержательного опроса остальных паломников, а в половину третьего втиснулась вся беседа со святым отцом, в реальности занявшая, судя по позднему приходу Мартина, не один час. Отец Конрад сокрушался о происходящем, о смущенных умах, о несомненной испорченности человечества и грядущей гибели всего живого, ибо грех катится по миру, подобно чуме, проказе и египетским казням. Ничего важного или хотя бы любопытного по делу он сообщить не мог, так как ни к Пределу, ни к лагерю паломников ни разу даже не приближался.

— А как тебе этот Харт? — оторвавшись, наконец, от созерцания исчерканного листа, спросил Мартин. — Александер пересказал вашу беседу… Что о нем скажешь? Как думаешь — лжет или вправду побывал в Пределе случайно, а все эти слухи — лишь слухи и есть?

Курт бросил взгляд на стрига, каковой, даже не поведя ухом, все так же сидел неподвижно, погруженный в чтение, и медленно присел к столу, отложив отчеты.

— Не могу сказать, — ответил он не сразу. — Отговаривается мальчишка убедительно, и чисто в теории — да, все могло быть и так, как он говорит.

— Чисто в теории, — повторил Мартин; он многозначительно кивнул. — Он был как-то слишком довязчив, тебе не показалось? Возможно, это ложное впечатление, ибо я не присутствовал, а лишь слышал пересказ…

— Нет, впечатление верное. Как я понял из твоих отчетов, паломники не склонны особенно запираться и на контакт идут охотно, однако Харт даже при этом излишне…

— Жизнерадостен, — подсказал фон Вегерхоф, не поднимая головы от книги. — И общителен.

— Да, — кивнул Курт, и Мартин ответил таким же понимающим кивком:

— О чем и я. Быть может, он все-таки нашел какой-то способ обходить ловушки? Он и не скрывает, что находится в лагере вынужденно, что не связывает себя с прочим сообществом, что он сам по себе и его интересует то, что внутри. Не может ли он быть как-то с этим связан, а его открытость — лишь попытка подобраться поближе, дабы быть в курсе расследования?