Он представил себе, как могла бы сложиться его жизнь, если б его лошадь тогда, двадцать лет назад, не подвернула ногу и он, в итоге, не оказался бы в плену у деда Матвея – боярина Данилы. Но эти мысли, так часто приходящие к нему, тоже были лишены всякого смысла. То что было – прошло. Изменить прошедшее в силах разве что Бог. Что уж говорить о нем, жалком человечишке, лишившемся даже имени. Что может изменить он?
Владислав вздохнул. В конце концов, всякий человек должен когда-нибудь умереть. И ему ли так бояться смерти, который прожил много дольше многих обычных людей, пережившему очень многих своих сверстников, хотя случаев расстаться с жизнью у него было более чем достаточно?
Задумывался он и о том, что, покинув этот мир, узрит своими глазами то, что скрывается за завесой смерти. То о чем спорили величайшие мудрецы, не иначе как с самого сотворения мира. А вдруг там не окажется ничего? Но, может оно и к лучшему? Забвение – это ведь тоже не так уж и плохо…
Иногда он завидовал Матвею – не тому, конечно, что не он когда-то поднес Катарине Безродной отравленное вино. Нет, это был бы воистину великий грех… Его яростной, беззаветной вере, пусть это и не та вера, не римская, в истинности которой он, несмотря ни на что, ни разу не усомнился за всю свою жизнь. Даже его относительному невежеству в сравнении с ним, учившемся в монастыре, а потом странствовавшим по миру, – воистину, во многия мудрости – многия печали.
…Каждый день, одев на всякий случай, под кафтан кольчугу, Владислав шел на рыночную площадь, выслушивал, о чем говорили люди, беседовал с изредка приплывавшими на лодках торговцами да просто со странниками, пришедшими издалека.
В город, пусть не по-многу, но приходили новые люди, и даже торговцы. Они приносили известия – смутные, или точные.
Моровое поветрие, было угасшее, вновь появилось в южных городах. Неаполь покинули крысы, как когда-то – Париж. В Риме опять затеяли выборы нового папы – чего добьются – неизвестно. В германских лесах будто бы видели кортеж чудом спасшегося императора, странствующего в сопровождении малой свиты, и ищущего верных. На опушках лесов и околицах сел начали находить разодранные и объеденные тела. То ли волки и одичавшие псы, то ли оборотни, то ли обезумевшие от голода люди, утратившие рассудок.
И вот наступил день, когда изрядно уставшие от отдыха и безделья, путники собрались в дорогу – пришло известие о том, что светлая Дева высадилась во Франции, и движется в их сторону.