Тьма внешняя

А потом… у Матвея больше не было сил радоваться, торжествовать, страшиться, удивляться, молиться… Он просто стоял, как будто окаменев, даже когда толпа, издав одновременно жуткий вопль, пришла в движение. В следующее мгновение он увидел, что прямо в лицо ему смотрел ствол ручницы. Бабахнул выстрел – Матвей даже не успел испугаться. Что-то обожгло висок, он пошатнулся и мгновенно был сбит на землю. Оглушенный скользнувшей по черепу пулей, он еще пытался подняться, но тщетно. Десятки ног топтали его, он еще какое-то время сопротивлялся неизбежному, прикрыв голову правой рукой. Он еще слышал гневные вопли и растерянные крики, но вскоре все стихло и пучина мрака поглотила его…

……………………………………………………………………………………………………………

… ……………………………………………………………………………………………………

* * *

…Погасли экраны, полыхнув черным напоследок, и шар, просияв красным сполохом, засветился серым ровным светом. Таргиз продолжал спокойно сидеть в кресле, не ощущая ничего, кроме отрешенной пустоты в голове. На заднем плане сознания мелькали обрывки графиков и формул.

…Все правильно… остаточные поля первичного носителя… консервирующий эффект псевдобиотического воздействия трансформирующих элементаров… вектор взаимодействия… безопасная дистанция… И все странности фактотума тоже стали понятны…

Но все это уже не имело никакого смысла, и его уже никоим образом не касалось. Он сидел и ждал. Ждал, когда вновь вспыхнут экраны, и его глаза встретят гневный взор кого-то из Высших.

Интересно, что все таки чувствует приговоренный к погребению при жизни? Впрочем, скоро он это узнает…

* * *

Жуткая боль терзала тело. Владислав очнулся. Некоторое время он лежал неподвижно. Все тело нестерпимо болело. Он приподнялся, оглянулся.

Левая рука его намертво сжимала ложе так и не разрядившегося арбалета. Правая… Он несколько секунд глядел на кровавую мешанину костяных осколков и рваной плоти бывшую совсем недавно его ладонью. Больше не держать ему меча… ну да ладно.

Он огляделся. Вокруг лежали десятки, сотни мертвых тел, растоптанных в безумной свалке. Повсюду можно было увидеть красные, бесформенные груды, только изредка сохранившие подобия человеческих тел.

Да, он хорошо помнил – как все произошло. Как вдруг начало стремительно таять, расплываясь, обращаясь в отвратительную слизь тело «той», как протяжно закричал кто-то, и крик его был подхвачен сразу множеством голосов, как подскочил к все еще неподвижно стоявшему Матвею какой-то старик с пищалью… Как подхватил и понес прочь Владислава людской поток, как вспыхнули сразу во многих местах яростные, бессмысленные схватки…

Еле сдержав стон, силезец поднялся на ноги. Поодаль, на истоптанной земле валялась опрокинутая, и разбитая телега, у которой осталось только одно колесо. На нем болтались, как какая-то кошмарная кудель на прялке, человечьи кишки.

Он посмотрел туда, где стояла Светлая Дева. Тщетно. С трудом ему удалось различить кусок белой ткани, торчащий из земли.

Вот и сбылось то, о чем он столько времени думал, о чем мечтал как о несбыточном счастье. Следовало, наверное, пасть на колени, и славить Бога, или кричать от радости, или просто заплакать, на худой конец… Но не было радости, даже слез не было. Просто, он оплатил тяжкий, страшный, почти неоплатный долг, вот и все. Желать больше было нечего, стремиться не к чему… Да и жить – незачем. Оставалось лишь ждать конца…

«Милостив Господь, сподобил не умереть без покаяния» – вспомнил Владислав слова, услышанные им когда то. Их произнес его дядя перед самой кончиной. Сколько лет назад это было… А вот теперь он тоже может повторить их, хотя скорее всего умрет без исповеди и священника…

В ушах его зазвучал непонятный многоголосый гул. Звуки доносились до него словно издалека, поэтому он вначале решил, что это шумит у него в голове. Но он ошибался…

Множество людей понуро сидящих, стоявших на коленях, лежащих ниц. Все они плакали. В центре этого скопища, на высоком помосте лежало что-то белое. Он не сразу догадался, что это может быть. И только потом понял все… Странная, нелепая и неуместная сейчас мысль возникла в его раскалывающейся от боли голове. Все эти люди – мужчины, дети, старики и женщины, рыдают вовсе не над мертвым телом не своей госпожи и повелительницы – той, что сотрясала мир и рушила царства.

Они плачут над трупом умершей когда-то от его руки Катарины Безродной, воровки и потаскухи. Это перед ней они стоят на коленях, это ей они отдают великие почести. Они кланяются праху шлюхи, которую всего три года назад любой из них мог бы получить за один серебряный!

Та, что лежит сейчас на дощатом помосте, была всего лишь убийцей и распутницей… Невеликие грехи, прямо скажем, в нынешнее-то время!

А кто он сам?

Кто он – великий грешник, чья вина непрощаема, обреченный гореть в Аду, или же на смертном пороге встретит его апостол Петр, отворяющий двери Царства Небесного?