Тьма знает

— Да, так и было. Мама часто за него волновалась, когда он на несколько дней пропадал, а в это время мог водиться с какими-нибудь личностями типа…

— Моего папаши.

— Да.

— А он был пьян, когда он… когда он решил свести счеты с жизнью, он уходил в запой?

— Да, он пил.

— Его твоя мама нашла?

— Нет, — вспыхнула Эйглоу. — Ты хочешь знать, как это было? По-твоему, это так важно? Хочешь узнать?

— Прости, — сказал Конрауд. — Я не хотел лезть к тебе в душу… Я тут просто подумал… даже не знаю, как это выразить… Вам никогда не приходило в голову, что с ним было так же, как и с моим отцом? Что речь о преступлении?

— Преступлении?

— Что его постигла такая же участь?

Эйглоу уставилась на Конрауда во все глаза, и он понял, что ее подобная мысль никогда не посещала.

— Вовсе нет!

— А если они все-таки начали сотрудничать? — продолжал Конрауд. — Если они кого-нибудь рассердили? Если смерть моего отца как-то связана с их делишками?

— Ты так считаешь?

— Сперва погиб один, а через короткий промежуток и второй. Ты можешь представить, что между этими смертями есть какая-нибудь связь?

— Нет, это исключено. Исключено! А ты почему так решил?

— У меня нет никаких оснований, — сказал Конрауд. — Пока мы не встретились, я не знал, что случилось с Энгильбертом. Потом я все думал об этих вещах, и мне пришло в голову, что наши отцы снова начали сотрудничать. Мой отец явно снова стал интересоваться этими темами. Эфирным миром.

Эйглоу долго сидела молча, размышляя над словами Конрауда. Он выдвинул версию, которая не приходила к ней все те годы со смерти отца.

— Его обнаружили не мы. Его кто-то нашел в Проливном порту, — тихо проговорила Эйглоу.

— Как?..

— Было похоже, будто он то ли собирался поплавать в море, то ли упал в воду. Полностью одетый. Мы не поняли, где именно его нашли. Повреждений на теле не обнаружилось. Иногда он заходил на корабли, где можно было достать водку. В порту.

Из кухни донесся звон разбитой посуды: кто-то уронил тарелку. Полуденный наплыв посетителей схлынул, и сейчас они были в ресторане почти в одиночестве.

— А кровь они на алкоголь проверили? Вроде должны были.

— Да, как я и сказала, он пил.

— И был полностью одетым? — спросил Конрауд.

— Да.

— И в обуви?

— Да.

— И у него ничего не украли, или?..

— Нет. Но у него и красть-то было нечего.

Они долго сидели молча друг напротив друга, словно время за их столиком замерло.

— Не могу даже представить себе, каково ему было, — прошептала Эйглоу. — Не могу об этом думать без содрогания.

30

Под вечер Элисабет навестила брата. Она жила одна и ходила к нему, когда ей было не с кем поговорить, особенно в последние годы. Работала она в библиотеке, и когда он спросил, как у нее дела, она, как обычно, ответила, что, слава богу, дел много. Люди по-прежнему читают книги. Еще она была волонтером в центре для жертв сексуального насилия, но говорила об этом редко, вообще не любила распространяться о себе и своих делах — такой она была всегда. Телосложение у нее было крупное, волосы черные как смоль, лицо, сужающееся книзу, и пронзительные карие глаза над длинным острым носом. Одевалась она весьма мешковато, часто в толстые свитеры, в холодные зимы даже сразу в два — в три, в плотные юбки и зимние ботинки. Еще у нее была весьма живописная коллекция шапок, и она порой умудрялась носить их даже по две за раз.

— Все расследуешь дело этого Сигюрвина? — спросила Бета, когда уже долго просидела у него и собралась уходить. — Его ведь, да?

— Я не собирался туда встревать, — ответил он, — но как-то получилось, что я все больше и больше втягивался.

Конрауд даже не знал, что отвечать сестре. Он рассказал ей о Вилли и его сестре, и о человеке, которого Вилли видел на Эскьюхлид. Этим делом занималась полиция, и она оценивала новые сведения. Он считал, что его беседы с пастором или с Ольгой не входят в понятие «расследование дела»: он просто так коротает время на пенсии. Уволился он при первой возможности, устав от работы в полиции, и возвращаться не собирался. Может, с этим все получилось так же. Как и со всем остальным в последнее время, ему не хватало цели, стабильности — что довольно странно для человека в его возрасте. Он покуривал сигариллы, хотя курильщиком не был. Уделял время расследованию преступления, хотя в полиции не работал. И, что ему самому казалось самым странным: был пенсионером, хотя старым себя и не ощущал.

Может, это были естественные чувства для человека, мало-помалу приближающегося к преклонному возрасту. Конрауд был одним из последних исландцев, родившихся в годы датского владычества[23]. В день после его рождения Исландия была провозглашена независимой республикой на Полях Тинга при проливном дожде. Один миг своей жизни, такой краткий, что и измерить невозможно, он был подданным датского короля. Он обижался, когда отец дразнил его этим, но с годами он полюбил эту свою связь с Данией, пусть даже она и была только шуткой.